Культурология. XX век. Антология

701 Pages·1995·22.908 MB·Russian

by  Левит С.Я. (сост.)

Вильгельм Виндельбанд
Генрих Вёльфлин
X. Ричард Нибур
Якоб Буркхардт
Георг Зиммель
Пауль Тиллих
Рут Бенедикт
Эрнст Трёльч
Карен Хорни
Эрих Фромм
Выражаем глубокую признательность
Международному фонду
«Культурная инициатива»
и лично
Джорджу Соросу
за финансовую поддержку
серии
Лики культуры
Серия основана в 1992 г.
В подготовке серии принимали участие
ведущие специалисты
Института научной информации
по общественным наукам
Российской академии
наук
Культурология.
XX век__
Антология
•П .
Юристъ
Москва
1995
ББК 87.3
К 88
Редакционная коллегия серии:
Л.В. Скворцов (председатель); О.М. Андрианов,
Л.М. Брагина, ИЛ. Галинская, М.П. Гапочка,
В.Н. Гращенков, В.Д. Губин, П.С. Гуревич, Г.И. Зверева,
И.А. Исаев, О.Ф. Кудрявцев, O.E. Кутафин, С,В. Лёзов,
П.В. Малиновский, Л.Т. Мильская, A.B. Михайлов,
O.E. Савельева, М.М. Скибицкий, А.Л. Ястребицкая
Главный редактор и составитель серии С.Я. Левит
Редакционная коллегия тома:
Ответственные редакторы: С.Я. Левит, Л.Т. Мильская
Составитель: С.Я. Левит
Члены редколлегии: ЯМ. Бергер, P.A. Гальцева,
П.С. Гуревич, A.A. Жарковский, Е.А. Жукова,
Е.М. Лазарева, Н.И. Михайлова, Л.А. Мостова,
И.А. Осиновская, Т.А.Фетисова.
Переводчики: С. С. Аверинцев, В.М. Баку сев, В.В. Бибихин,
Т.Е. Егорова, Е.А. Жукова, H.A. Колпакова, ЕМ. Кузнецова,
ММ. Левина, И.А. Лейтес, А.Н. Малинкин, Л.Т. Мильская,
Т.Н. Панченко, А.М. Руткевич.
Художник: П.П.Ефремов
Культурология. XX век: Антология —
М.: Юрист, 1995. 703 с.— (Лики культуры)
ISBN 5-7357-0044-8
Предложенная читателю антология — первая попытка дать систе­
матическую подборку работ ведущих западных философов, оказавших
влияние на становление культурологии. В антологии даны работы та-
ких крупнейших мыслителей как В.Виндельбанд, Г.Риккерт, М.Вебер,
Э.Кассирер, Р.Кронер, Н.Гартман, Г.Зиммель, О.Шпенглер, Т.Лессинг,
Э.Гуссерль, К.Юнг. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
ISBN 5-7357-0044-8
© Издательство »Юрист», 1995
Логика наук о культуре
Макс Вебер
Критические исследования
в области логики наук
о культуре
I. Уяснение позиций в полемике
с Эдуардом Мейером
То обстоятельство, что один из наших ведущих истори­
ков счел необходимым отдать себе и своим собратьям
по специальности отчет о цели и характере своей работы,
не может не пробудить интерес, выходящий за пределы специ­
альных кругов, уже одним тем, что в данном случае исследова­
тель преступает границы отдельных дисциплин и вступает в об­
ласть гносеологических проблем. Правда, это имеет и ряд отри­
цательных последствий. Предпосылкой плодотворного опериро­
вания категориями логики, которая на ее современном уровне та­
кая же специальная наука, как всякая другая, является повсед­
невная работа с ними, совершенно так же, как это делается в лю­
бой другой дисциплине. Между тем, претендовать на такое посто­
янное занятие логическими проблемами Э.Мейер, о работе кото­
рого («К теории и методологии истории», Галле, 1902) здесь идет
речь, безусловно, не может и не хочет, — в такой же мере, как и
автор последующих строк. Следовательно, критические замеча­
ния гносеологического характера, высказанные в названной ра­
боте, можно уподобить не диагнозу врача, а диагнозу самого па­
циента, и в качестве такового их следует оценивать по достоин­
ству и трактовать. Специалисты в области логики и теории позна­
ния будут в ряде случаев удивлены формулировками Э.Мейера,
быть может, они и не найдут в этой работе ничего нового для себя.
Однако это ни в коей мере не умаляет ее значения для смежных с
ней отдельных дисциплин1. Наиболее значительные достижения
в области теории познания получены в результате работы с «иде­
ально-типически» конструированными образами целей и путей по­
знания в области отдельных наук и подчас так высоко парят над
этими науками, что им трудно невооруженным глазом узнать в них
7
самих себя. Поэтому для понимания своей сущности им могут быть
доступнее, — несмотря на несовершенную с гносеологической
точки зрения формулировку, а в известном смысле именно по-
этому, методологические истолкования, возникшие в их собствен­
ной среде. Изложение Э. Мейера в его прозрачности и доступное-
ти предоставляет специалистам в области смежных дисциплин
возможность продолжить ряд высказанных здесь соображений и
тем самым разработать определенные общие для них и истори­
ков в узком смысле слова логические вопросы. Это и является
целью настоящей работы, где, отправляясь от исследования
Э.Мейера, автор сначала последовательно вычленяет ряд логи­
ческих проблем, а затем переходит к рассмотрению, с этой точки
зрения, новых работ по логике наук о культуре. В качестве отправ­
ного пункта здесь совершенно сознательно взяты чисто истори­
ческие проблемы, от которых лишь в ходе дальнейшего изложе­
ния совершается переход к социальным дисциплинам, выявляю­
щим «правила» и «законы».
В наши дни неоднократно делалась попытка оградить свое­
образие социальных наук посредством установления границ
между ними и «естественными науками». При этом известную
роль всегда играла молчаливо принятая предпосылка, будто в
задачу истории входит только собирание фактов или только
чистое описание; в лучшем случае она якобы поставляет «дан­
ные», которые служат строительным материалом для «подлин­
ной» научной работы. К сожалению, и сами историки в своем
стремлении обосновать своеобычность «истории» как профес­
сии немало способствовали предубеждению, согласно которо­
му «историческое» исследование есть нечто качественно иное,
чем «научная» работа, так как «понятия» и «правила» в исто­
рии «неприменимы». Поскольку в настоящий момент и наша
наука в результате длительного влияния «исторической шко­
лы» обычно строится на «историческом» фундаменте и посколь-
ку отношение к теории все еще, как и 25 лет тому назад, со­
ставляет нерешенную проблему, нам представляется правиль­
ным прежде всего задать вопрос, что же следует понимать под
«историческим» исследованием в его логическом значении, а
затем рассмотреть этот вопрос на материале безусловно «ис­
торической», по общему признанию, работы, в частности той,
критике которой прежде всего посвящена данная статья.
Э. Мейер начинает с предостережения от переоценки зна­
чения методологических штудий для исторической практики:
ведь даже самые глубокие методологические знания еще нико­
го не сделали историком, а неверные методологические поло­
жения необязательно ведут к порочной исторической практике,
— они доказывают только то, что историк неверно формулиру­
ет или толкует правильные максимы своей работы. С этим, по
существу, можно согласиться: методология всегда является
лишь осознанием средств, оправдавших себя на практике, а
тот факт, что они отчетливо осознаны, в такой же степени не
может служить предпосылкой плодотворной работы, как зна­
ние анатомии — предпосылкой «правильной» ходьбы. Более
того, так же как человеку, пытающемуся контролировать свою
походку на основе анатомических знаний, грозит опасность спот­
кнуться, подобная угроза встает и перед специалистом, стре­
мящимся определить цель своего исследования, руководству­
ясь методологическими соображениями2. Непосредственно
помочь историку в какой-либо части его практической деятель­
ное! и, а это, конечно, также составляет одно из намерений
методолога, можно только тем, чтобы раз и навсегда научить
его не поддаваться импонирующему влиянию философствую­
щих дилетантов. Только в ходе выявления и решения конкрет­
ных проблем, а отнюдь не благодаря чисто гносеологическим
или методологическим соображениям, возникали науки и раз­
рабатывались их методы.* Важными для занятия самой наукой
эти соображения становятся лишь в том случае, если в резуль­
тате значительных сдвигов «точек зрений», превращающих
материал в объект исследования, складывается представле­
ние, что новые «точки зрения» влекут за собой необходимость
пересмотреть логические формы, в которых до сих пор шла
сложившаяся научная «деятельность», и в результате этого
представления возникает неуверенность в «существе» своей
работы. Нет сомнения в том, что история находится теперь
именно в таком положении, и мнение Э.Мейера, согласно кото­
рому методология не имеет принципиального значения для
«практик и», не помешало ему самому в настоящий момент с
полным на то основанием обратиться к методологии.
Он начинает с изложения тех теорий, в которых недавно
была сделана попытка преобразовать историческую науку с
методологических позиций, и формулирует ту точку зрения,
которую он хочет в первую очередь подвергнуть критике, сле­
дующим образом (с. 5 и след.):
1. Для истории не имеют значения и не должны быть приня­
ты во внимание:
а) «случайность»;
б) «свободное» волевое решение конкретных лиц;
в) влияние идей на поступки людей.
И напротив:
2. Подлинным объектом научного познания надлежит счи­
тать:
а) «массовые явления» в отличие от индивидуальных дей­
ствий;
б) типичное в отличие от единичного;
в) развитие «сообществ», в частности социальных «клас­
сов» или «наций», в отличие от политических действий отдель­
ных лиц.
И наконец:
3. Поскольку историческое развитие доступно научному пони­
манию только в рамках каузальной связи, его следует рассматри­
вать как «закономерно» протекающий процесс, и, следовательно,
подлинной целью исторической работы является обнаружение
«стадий развития» человеческих сообществ, которые с «типичес­
кой» необходимостью следуют друг за другом, и включение в эти
стадии всего исторического многообразия.
В дальнейшем мы временно опускаем все те моменты в
рассуждениях Э.Мейера, которые специально посвящены кри­
тике Лампрехта; я позволю себе также перегруппировать аргу­
менты Э.Мейера, а некоторые из них выделить для рассмотре­
ния в последующих разделах так, как это потребуется в зави­
симости от дальнейшего изложения, которое ведь посвящено
не только критике книги Э.Мейера.
В своей критике неприемлемой для него точки зрения Э.Мей­
ер прежде всего указывает на важную роль, которую в истории и в
жизни вообще играют «свободная воля» и «случайность», — то и
другое он рассматривает как «вполне устойчивые и ясные поня­
тия». Что касается определения случайности (с. 17 и след.), то само
собой разумеется, что Э.Мейер рассматривает это понятие не как
объективное «отсутствие причины» («абсолютная» случайность в
метафизическом смысле) и не как субъективную случайность, с
необходимостью возникающую в каждом отдельном случае опре­
деленного типа (например, при игре в кости), не как абсолютную
невозможность познания причинной обусловленности («абсолют­
ная» случайность в гносеологическом смысле)3, но как «относи­
тельную» случайность, т.е. логическую связь между раздельно
мыслимым и совокупностями причин; в целом это в своей безус­
ловно не всегда «корректной» формулировке близко тому, как это
понятие еще теперь, несмотря на известный прогресс в отдель­
ных вопросах, интерпретируется логиками, которые тем самым
по существу возвращаются к учению Виндельбанда, изложенно­
му в его первой работе. В основном здесь правильно проводится
10
разделение между двумя понятиями: 1) между упомянутым кау­
зальным понятием «случайности» (так называемая «относитель­
ная случайность»): «случайный» результат здесь противопостав­
лен тому, которого можно было «ждать» при данных каузальных
компонентах события, сведенных нами к понятийному единству;
«случайным» мы считаем то, что не может быть каузально выве­
дено в соответствии с общими эмпирическими правилами из един­
ственно принятых здесь во внимание условий, но обусловлено
действием находящейся «вне» их причины (с* 17-19); 2) отличным
от него телеологическим понятием «случайного», которому про­
тивостоит понятие «сущностного», потому ли, что здесь речь идет
о предпринятом с познавательной целью образовании понятия
посредством исключения всех «несущественных» для познания
(«случайных», «индивидуальных») компонентов действительнос­
ти, потому ли, что выносится суждение о реальных или мыслен­
ных объектах, рассматриваемых как «средства» для достижения
«цели»; при этом релевантными «средствами» практически ста­
новятся лишь определенные свойства этих объектов, все осталь­
ные же — практически «безразличны» (с.20-21)4. Правда, форму­
лировка (особенно на с. 20, где поясняется противоположность
между событиями и «вещами» как таковая) оставляет желать луч­
шего, кроме того, проблема логически не вполне продумана в своих
выводах, что будет показано дальше при рассмотрении позиции
Э .Мейера в вопросе о понятии развития (ниже, раздел II). Однако
то, что он утверждает, в общем удовлетворяет требованиям исто­
рической практики. Нас здесь интересует, как на с.28 Э.Мейер воз­
вращается к понятию случайности.
«Естественные науки», — утверждает он — «могут... пред­
сказать, что, если зажечь динамит, произойдет взрыв. Однако
предсказать, произойдет ли этот взрыв и когда он произойдет в
каждом отдельном случае, будет ли при этом ранен, убит или
спасен тот или иной человек, они не могут, ибо это зависит от
случайности и от свободной воли, которая им неведома, но
ведома истории». Здесь прежде всего брасается в глаза тес­
ная связь между «случайностью» и «свободной волей». Еще
отчетливее эта связь выступает во втором примере Э.Мейера,
где речь идет о возможности «точно», т.е. при условии, что не
возникнут «помехи» (например, из-за случайного вторжения
чужеродных космических тел в солнечную систему), «исчис­
лить» средствами астрономии какую-либо определенную кон­
стелляцию; при этом утверждается, что предсказать, «заметит»
ли ее кто-нибудь, невозможно.
Во-первых, поскольку само это «вторжение» чужеродных кос­
11