Table Of Content

я rientalia et Classica Russian State University for the Humanities Orientalia etdassica Papers of the Institute of Oriental and Classical Studies Issue XII A. D. Tsendina Mongolian Manuscripts of the 17th-19th Centuries: The Narrative Traditions Moscow 2007 Российский государственный гуманитарный университет Orientalia etClassica ур тых ьнлчуокта тустоды ивтусрнИТ ти сончи итна Выпуск XII А. Д. Цендина Монгольские летописи XVII-XIX веков: повествовательные традиции Москва 2007 БК Б83.3(5) ДК У82(517.3) 3Ц 7 Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Выпуск XII Под редакцией И. С. Смирнова Редакционный совет: Н. П. Гринцер, А. Е. Коган, Б. М. Никольский, М. А. Русанов, Н. Ю. Чалисова, П. П. Шкаренков О Российский государственный гуманитарный университет, 2007 © Институт восточных культур ISBN 978-5-7281-0910-5 и античности, 2007 Введение История монгольской литературы насчитывает восемь веков. В течение этого времени монголы писали на разных языках, ис пользуя различные системы письма, увлекаясь многообразными темами и сюжетами, размышляя над далекими друг от друга идеями, находя для их выражения непохожие формы — то есть писали о разном и по-разному. И если монголистика (являющая ся одной из старейших классических востоковедных дисциплин) основательно и фундаментально занималась исследованием того, что писали монголы в своих произведениях, то тому, как они это делали, она уделяла значительно меньше внимания. В результате мы сравнительно много знаем об отдельных письменных памят никах монголов, об их вариантах и рукописных списках, об ис точниках, легших в их основу, иногда об авторах, их написав ших, о времени, когда они появились и т. д., но о литературных средствах и приемах, которыми пользовались авторы, и о том, почему они использовали именно эти средства и приемы, знаем намного меньше. Иными словами, изучение поэтики в монголи стике значительно уступает исследованию истории литературы и письменной традиции в целом. Одним из важнейших вопросов истории монгольской поэти ки (как, впрочем, и любой другой) являются пути и особенности сложения и развития литературных форм и жанров. Среди них особое место занимает летопись. «Историческая проза в про цессе развития средневековой литературы становится наряду с эпическим повествовательным фольклором важнейшим источ ником формирования художественной прозы. Эта типологиче ски общая закономерность различным образом преломляется в литературах разных народов на разных этапах литературного развития», — писал Н. И. Никулин [Никулин, 1977, 121]. В мон гольской словесности она преломилась таким образом, что главное место в этом процессе наряду с дидактической литера турой и книжным эпосом заняла ранняя историография. В центре данного исследования стоят проблемы генезиса и эво люции монгольской летописи на протяжении XVII-XIX вв. 6 А. Д. Цендина то Э— неповторимое время для монгольской литературы, вре мя, когда она развивалась наиболее интенсивно, когда в ней сошлись практически все направления, жанры, стили, разраба тывавшиеся до XX в. — то, что можно определить по отноше нию к средневековому словесному творчеству термином «тра диции». Летопись как литературная форма на фоне этих тра диций и является предметом интереса в данной работе. Историческая литература монголов обширна. В нее входят сочинения на монгольском и тибетском языках. Кроме летопи сей к ней относятся истории распространения в Монголии буд дизма, биографии религиозных деятелей, истории монастырей, аймаков и хошунов, хронологические таблицы, генеалогические списки князей тех или иных родов, выписки и выжимки из ки тайских и маньчжурских исторических сочинений, переписка политических и религиозных деятелей, административные и юридические документы и пр. Однако летописи, будучи гене тически связанными с первым крупным письменным памят ником монголов «Сокровенным сказанием» (XIII .в) и просуще ствовав вплоть до начала XX в., являют собой едва ли не самое разнообразное по составу, богатое по объему и важное по зна чению собрание текстов в словесном творчестве монголов. Они предоставляют уникальную возможность исследования процес сов, происходивших в «й»оратс монгольской литературе на всем протяжении ее развития. Одним из таких феноменов, без понимания которого невоз можно осмысление типических и специфических черт монголь ской словесности, является соотнесенность ее стадиального раз вития с иноязычными влияниями, сыгравшими большую роль в монгольской литературе и сформировавшими в нем устойчивые повествовательные традиции. Наличие в монгольской литерату ре нескольких «»веолс , связанных с влиянием различных литера турных традиций, очевидно. Еще О. М. Ковалевский указывал на четыре компонента или, как он выразился, «а»тнемелэ мон гольского языка: «»йындамон , индо-тибетский, китайский и ев ропейский [Ковалевский, 1844—49, т. I, V-VI]. то Э высказывание но еломсмело отнести и к монгольской литературе. «Номадный» слой вычленяется сравнительно легко. Он реали зован прежде всего в книжном эпосе, генеалогической истории, некоторых видах афористической поэзии. Зародившись в эпо- ие недевВ 7 ху Чингис-хана, «монгольский письменный язык служил эпосу и истории, был языком деловым», — писал Б. Я. Владимирцов [Владимирцов, 1929, 22]. Эти области остались главными «сфе рами влияния» «о»гондамон субстрата и много веков спустя. XVI-XVII вв. ознаменовались важнейшим событием в исто рическом развитии монголов — началом широкого проникно вения в Монголию буддизма в го е тибетской форме, что по влекло за собой качественные изменения во всех сферах куль турной жизни, в том числе и в письменной традиции. Монголы соприкасались с буддизмом и ранее. Во время их господства в Китае (XIII-XIV вв.) это была официальная религия императоров Юаньской династии. Есть сведения, что монголы познакоми лись с буддизмом даже раньше — через уйгуров. С уйгурского языка были сделаны первые переводы буддийских текстов, из него попали в монгольский язык некоторые буддийские терми ны. Однако этот «т»немелэ был затем настолько подавлен и по глощен индо-тибетским влиянием, что в свете интересующей нас проблематики выделять его в качестве отдельного компо нента не представляется оправданным и необходимым. В XVII- XVIII вв. осуществляется перевод на монгольский язык произ ведений буддийского канона — Ганджура и Данджура. Буд дийская литература, разрастаясь, занимает главенствующее положение, тесня эпос, монгольскую историографию и оказы вая на них свое влияние. С укреплением церковных институ тов, с внедрением религиозных церемоний и служб на тибет ском языке отходит на второй план и переводческая деятель ность, уступая место собственно тибетской литературе, в кото рую вливается уже тибетоязычное творчество монголов. то Э влияние было поистине всеобъемлющим. Оно сказалось на структуре литературы, ее темах, идеях, поэтике, стиле. Иным было воздействие китайской традиции. Оно не было столь «тотальным», как индо-тибетское, в большей степени ска завшись на творчестве южных монголов, хотя с течением вре мени обозначилось и в сочинениях северных монголов, в ре зультате чего получило общемонгольское значение. Обусловлен ное распространением среди монголов переводов китайских романов и исторических сочинений, а затем «китайской обра зованностью» высшего чиновничества, оно затронуло лишь не которые виды и жанры монгольской литературы. 8 А. Д. Цендина Кроме того, позднее китайское влияние содержит в себе два компонента — китайский и маньчжурский. Встает вопрос об их соотношении. Когда мы говорим «индо-тибетское влияние», мы имеем в виду не только то, что тибетская литература яви лась передатчиком индийской, но и то, что индийский компо нент был освоен и преобразован в Тибете настолько, что сло жился некий новый субстрат — индо-тибетский, который и был трансплантирован в монгольскую литературу. «Китайско-мань чжурское» влияние — другого рода. Есть предположение, что китайские повести и романы переводились на монгольский язык уже с маньчжурских переводов [Рифтин-Семанов, 1981, 240]. Насчет некоторых исторических произведений это даже не предположение, а известный факт [Dai yuwan ulus-un teüke, 1987, 1]. Однако маньчжурская письменная традиция была сравнительно молода, и сама возникла на почве монгольской и китайской словесности. Кроме того, на маньчжурском языке так и не было создано по-настоящему большой литературы, его прерогативой остались делопроизводство и в определенной степени историография. Таким образом, хотя маньчжурский язык и стал в некоторых случаях посредником в этом процессе, но маньчжурский «т»немелэ в традиции, пришедшей в монголь скую литературу, был незначителен. Поэтому маньчжурский субстрат по отношению к монгольской литературе я считаю возможным рассматривать в контексте общекитайского влия ния. Несмотря на то, что китайское влияние было более локаль ным, чем индо-тибетское — ив географическом, и в литера турном плане, оно имело принципиальное значение для мон гольской литературы, сформировав там особые традиции, ка чественно отличающиеся от предыдущих. Четвертый компонент, упомянутый О. М. Ковалевским, ев ропейский (или, следуя принятому мной принципу, — европей- ско-русский) для изучаемого периода монгольской литературы и обозначенных здесь целей практически не актуален. Индо-тибетское и китайское влияние на монгольское пись менное творчество было настолько значительным, что породило круг проблем, решение которых имеет первостепенное значе ние для раскрытия характера не только литературы, но и мон гольской культуры в целом — проблем национальной самобыт ности, соотношения в ней заимствованного и оригинального. В