Будущее российского права: концепты и социальные практики. V Московский юридический форум. XIV Международная научно-практическая конференция. Часть 4

374 Pages·2018·2.281 MB·Russian

by  Председ. ред. коллегии Синюков В.Н.

Министерство науки и высшего образования Российской Федерации
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего образования
«Московский государственный юридический университет
имени О. Е. Кутафина (МГЮА)»
V МОСКОВСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ФОРУМ
XIV Международная научно-практическая
конференция
(Кутафинские чтения)
БУДУЩЕЕ РОССИЙСКОГО ПРАВА
КОНЦЕПТЫ И СОЦИАЛЬНЫЕ
ПРАКТИКИ
Часть 4
Москва
2018
УДК 340(470+571)
ББК 67.0(2Рос)
Б90
Председатель редакционной коллегии:
Синюков В. Н., доктор юридических наук, профессор, проректор по научной работе,
заслуженный деятель науки Российской Федерации.
Редакционная коллегия:
Соколова Н. А., доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой между-
народного права;
Кашкин С. Ю., доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой инте-
грационного и европейского права;
Рогачев Д. И., кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой спортив-
ного права;
Рассолов И. М., заведующий кафедрой правовой информатики;
Козлова О. А., кандидат педагогических наук, доцент, заместитель заведующего ка-
федрой физического воспитания;
Пикалова В. В., кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры английского языка № 1;
Мартыненко И. А., кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка № 2;
Шрамкова Н. Б., кандидат философских наук, доцент кафедры английского языка № 1;
Ногаева В. У., кандидат педагогических наук, доцент кафедры иностранных языков;
Захарова Л. И., кандидат юридических наук, доцент, заместитель заведующего кафе-
дрой международного права;
Ильинская О. И., кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права;
Гуласарян А. С., старший преподаватель кафедры международного права;
Слепак В. Ю., кандидат юридических наук, доцент;
Чубукова С. Г., кандидат юридических наук, доцент кафедры информационного пра-
ва и цифровых технологий;
Кудинов А. Т., кандидат технических наук, доцент кафедры информационного права
и цифровых технологий;
Машкова К. В., кандидат юридических наук, преподаватель кафедры спортивного права;
Джиоев Н. С., ассистент кафедры спортивного права.
Б90 Будущее российского права: концепты и социальные практики. V Мо-
сковский юридический форум. XIV Международная научно-практическая
конференция (Кутафинские чтения) : материалы конференции : в 4 ч. —
Часть 4. — Москва : РГ-Пресс, 2018. — 376 с.
ISBN 978-5-9988-0777-0
5—7 апреля 2018 г. в Московском государственном юридическом университете име-
ни О. Е. Кутафина (МГЮА) состоялся V Московский юридический форум «Будущее
российского права: концепты и социальные практики». В сборник включены тезисы до-
кладов, подготовленные для заседаний конференций, круглых столов и секций, прово-
дившихся в рамках Форума.
Сборник рекомендуется для научных работников, преподавателей, аспирантов, сту-
дентов юридических вузов и факультетов. Представляет интерес для руководителей ор-
ганов государственной власти и местного самоуправления, сотрудников правоохрани-
тельных органов, бизнес-сообщества.
УДК 340(470+571)
ББК 67.0(2Рос)
Научное издание
БУДУЩЕЕ РОССИЙСКОГО ПРАВА
КОНЦЕПТЫ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ
Часть 4
Материалы конференции
Подписано в печать 13.11.2018. Формат 60×90 1/ .
16
Печать цифровая. Печ. л. 23,5. Тираж 100 экз. Заказ №
ISBN 978-5-9988-0777-0 © Университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА), 2018
Современные диСкур Сы
в Сфере международно-правовой
защиты прав человека:
единСтво в многообразии
Ануфриева Л. П.,
доктор юридических наук, профессор,
профессор кафедры международного права
Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
основные принципы международного права
в практике еСпч1
В современной теории международного права вопрос о его «основных прин-
ципах» выступает предметом дискуссий, порожденных множеством неясностей
анализируемого явления, как никакой другой2. Для отечественной доктрины,
которая преимущественно и оперирует рассматриваемой категорией, «основные
принципы» международного права служат руководящими, основополагающими
нормами императивного, обязывающего и неоспоримого характера и квалифици-
руются в качестве краеугольных положений международного права и изучающей
его науки, хотя ни в положениях Устава ООН, ни в Резолюции Генеральной
Ассамблеи ООН (далее – ГА ООН) от 24 октября 1970 года, содержащей «Деклара-
цию о принципах международного права, касающихся дружественных отношений
и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации
Объединенных Наций»3, ни в «Декларации принципов, которыми государства-
1 Материал подготовлен при финансовой поддержке РФФИ научного проекта № 18-
011-01060 А с использованием информационных материалов СПС «КонсультантПлюс».
2 Как одно из последних напоминаний в этом отношении см., в частности: Аба-
шидзе А. Х. Принципы международного права: проблемы понятийно-содержательного
характера // Московский журнал международного права. 2017. № 4 (108). С. 19–29.
3 Принята 24.10.1970 Резолюцией 2625 (XXV) на 1883 пленарном заседании Гене-
ральной Ассамблеи ООН (см.: Doc. A/RES/2625(XXV) // СПС «КонсультантПлюс».
3
участники будут руководствоваться во взаимных отношениях» (Хельсинкский
заключительный акт СБСЕ) не присутствует подобное словосочетание. Западная
же доктрина и практика предпочитает пользоваться понятием jus cogens1.
Отмечая распространенность ныне термина «основные принципы междуна-
родного права» в отечественной науке, было бы не вполне объективным умолчать
о том, что это понятие является «детищем» и «наследием» советской теории меж-
дународного права, которое все же оставило свой след, поскольку присутствует
также и в зарубежных международно-правовых исследованиях, принадлежащих,
правда, преимущественно авторам из стран – бывших союзных республик СССР.
Определенным исключением являются работы, олицетворяющие международ-
но-правовую доктрину иных государств, – например, публикации известного
уругвайского юриста Э. Х. де Аречага или видного итальянского юриста-междуна-
родника А. Кассизи. Первый из них трактует «общие принципы международного
права, регулирующие поведение государств», относя к их числу предписания,
входящие в разряд основополагающих норм: неприменение силы, невмешатель-
ство, суверенное равенство, равноправие и самоопределение народов и т. п., –
т. е. все то, что традиционно квалифицируется отечественным правоведением
в качестве основных принципов и даже в связи с Декларацией принципов 1970 года,
определяя их таковыми2, а второй, описывая в сущности то же самое и посвящая
им 25 страниц текста, именует их «основные (в буквальном прочтении фунда-
ментальные – Л.А.) принципы, регулирующие международные отношения»3. На
этом фоне стоит признать, что категории «основные «выражающие суть правовых
1 В связи с указанием на иные подходы части зарубежной науки к понятию «принципы
международного права» и именно ввиду распространения категории jus cogens нелишне
уточнить, что схожие представления начинают проникать и в российскую теорию между-
народного права, правда пока еще робко, с известной долей непоследовательности. Так,
целесообразность выделения и существования «основных принципов» международного
права как руководящих, основополагающих его норм подвергается сомнению В. Л. Тол-
стых, взамен чего оправдывается использование понятия «jus cogens» (см.: Толстых В. Л.
Курс международного права: учебник. М.: Волтерс Клувер, 2010. 1056с. С. 115–121). Вместе
с тем автором все же излагается свод международно-правовых принципов, квалифици-
руемых именно в этом качестве (с. 126–152). В новейшей из своих работ В. Л. Толстых
вообще обходит стороной и термин «основные принципы», и его дифференциацию по
отношению к категории «jus cogens», именуя ранее перечисленные 10 главенствующих
норм – основных принципов международного права – просто «принципами» и отво-
дя им пять страниц текста. При этом, раскрывая содержание этого понятия, автор пи-
шет: «Принципы международного права устанавливают ориентиры для правотворчества
и толкования, а также непосредственно регулируют общественные отношения, особенно
в случае пробелов. Некоторые принципы являются нормами jus cogens (запрет агрессии,
право народов на самоопределение, некоторые права человека) (см.: Толстых В. Л. Курс
международного права: учебник. М.: Проспект, 2018. 736 с. С. 159). Очевидно, что столь
неясное очертание того, что есть «принципы» в международном праве, неминуемо влечет
за собой и скудное представление об их сущности, перечне и содержании.
2 См.: Аречага Э. Х. де. Современное международное право / пер. с исп. М.: Изд-во
«Прогресс», 1983. 480 с. С. 135–176.
3 См.: Cassese A. International Law. Second ed. Oxford, Oxford University Press. 2005.
558. С. 46–68.
4
положений о международных отношениях», а также «общие принципы между-
народного права» не чужды и немецкой науке. Примером, подтверждающим это,
выступает солидный коллективный труд «Международное право», созданный
под руководством Г. В. Витцтума1. Впрочем, говоря вообще, еще Х. Лаутерпахт
в комментарии к ст. 15 Венской конвенции о праве международных договоров,
впервые легально определившей jus cogens, рассматривал последнее «как консти-
туирующие принципы международной политики и публичного порядка» и фор-
мирующие часть таких принципов права, которые являются общепризнанными
со стороны цивилизованных наций»2.
Вне зависимости от наименования поставленного во главу рассмотрения
в настоящем предмета, необходимо констатировать, что, обладая главенству-
ющим характером, основные принципы несут в себе заряд системообразую-
щих качеств. Это означает, что данные принципы пронизывают всю систему
международного права: во всех секторах, сегментах, компонентах и звеньях, –
отражая ее сущность и обеспечивая единство, целостность и устойчивость.
Однако системные и, более конкретно, – системообразующие качества основ-
ных принципов международного права – составляют самостоятельную сугубо
теоретическую проблему международно-правовой науки, останавливаться на
которой мимоходом было бы неверным.
Европейская конвенция 1950 года о защите прав человека и основных свобод
(далее – ЕКПЧ)3 как региональный международный договор4 исходит и непо-
средственно закрепляет в своих нормативных установлениях принцип уважения
прав человека – один из основных принципов «общего» международного пра-
ва, относящихся к категории jus cogens, поскольку они имеют императивную
природу и закреплены ныне в универсальных международно-правовых актах
(Уставе ООН, Заключительном акте Хельсинкского Совещания по безопасности
и сотрудничеству в Европе 1975 г. и др.). Так, в преамбуле Конвенции устанав-
ливается незыблемость ее связи с содержанием основополагающих документов
современности: «… принимая во внимание Всеобщую декларацию прав человека,
1 См.: Международное право = Völkerrecht / Вольфганг Граф Витцтум, М. Боте,
Р. Дольцер и др.; пер. с нем. Н. Спица; сост. В. Бергманн; 2-е изд. М.: Инфотропик
Медиа, 2015. Серия «Германская юридическая литература: современный подход». Кн. 2.
1072 с. С. 93–98.
2 See: Report on the law of treaties by Sir Hersch Lauterpacht, Special Rapporteur, A/
CN.4/63 // Yearbook of the International Law Commission. 1953. Vol. II Para 4 / United
Nations publication, Sales No. 59.V.4, Vol. II.
3 См.: Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950 (с изм. от
13.05.2004). Начало действия для Российской Федерации редакции, на обязательность
которой для себя она согласилась при присоединении к Конвенции (за исключени-
ем изменений, внесенных Протоколом № 11 от 11.05.1994), – 01.09.1998. Изменения,
внесенные Протоколом № 9 от 06.11.1990, вступили в силу 01.09.1998. Изменения, вне-
сенные Протоколом № 11 от 11.05.1994, вступили в силу для Российской Федерации
с 01.11.1998 // СПС «КонсультантПлюс».
4 Примерами многосторонних соглашений аналогичного юридического значения вы-
ступают Межамериканская конвенция по правам человека (Пакт Сан-Хосе) от 22.11.1969,
Африканская хартия прав человека и прав народов от 27.06.1981, Конвенция Содружества
Независимых Государств о правах и основных свободах человека от 26.05.1995 и др.
5
провозглашенную Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций
10 декабря 1948 года, учитывая, что эта Декларация имеет целью обеспечить
всеобщее и эффективное признание и осуществление провозглашенных в ней
прав, достижение большего единства между членами Совета Европы и что од-
ним из средств достижения этой цели является защита и развитие прав человека
и основных свобод как цель Совета Европы, подтверждая свою глубокую при-
верженность основным свободам, которые являются основой справедливости
и всеобщего мира и соблюдение которых наилучшим образом обеспечивается,
с одной стороны, подлинно демократическим политическим режимом и, с другой
стороны, всеобщим пониманием и соблюдением прав человека, которым они
привержены…». Тем самым в договоре закрепляются важнейшие человеческие
ценности и устремления международного сообщества как общее наследие полити-
ческих традиций, идеалов свободы и верховенства права, несомненно отражаемые
основными принципами современного международного права.
В то же время текстуальное воспроизведение в Конвенции 1950 года основ-
ных принципов международного права и даже формальное упоминание о них
не имеет места. Тем не менее, поскольку ее статья 33 «Межгосударственные
дела» предусматривает, что «Любая Высокая Договаривающаяся Сторона может
передать в Суд вопрос о любом предполагаемом нарушении положений Кон-
венции и Протоколов к ней другой Высокой Договаривающейся Стороной»,
трудно предположить, что в этой части деятельность Суда в подлежащих случаях
разбирательств дел может основываться на чем-либо еще, кроме принципов
международного права: принципов самой Конвенции 1950 г., норм jus cogens
и основных принципов международного права в целом. Следовательно, вопрос
о применимости в деятельности ЕСПЧ основных принципов является в не-
котором роде риторическим, хотя в другой части дел – рассмотрения Судом
индивидуальных жалоб, составляющих безусловно подавляющую их массу,
он, думается, небеспочвенен.
В целом же в этой связи нелишне указать, что и в самой практике рассмо-
трения дел ЕСПЧ, фиксируемой в его постановлениях и решениях, использу-
ются иные понятийный аппарат и юридическая терминология, относящиеся
к правовой аргументации. Так, в разделах судебных актов ЕСПЧ, касающихся
правовой оценки фактических обстоятельств в спорных отношениях и пра-
вовой основы решения (применимого права), присутствует наименование
«Общие принципы»1. В частности, в деле «Новая газета и Милашина против
Российской Федерации», в котором центральным аспектом выступает предпо-
лагаемое нарушение государством права на свободу слова и, соответственно,
оспаривание надлежащего исполнения им своих обязательств по Конвенции,
в подпункте «b)» «Было ли вмешательство «необходимым в демократическом
обществе» подраздела I «Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции»
в разделе «Право» (para 54) Постановления явственно обозначен вопрос «общих
принципов», свойственных «вмешательству». Суд определил его как важнейший
для понимания свободы слова и подчеркнул сложившийся их характер, указав,
что «общие принципы, касающиеся необходимости вмешательства в свободу
1 См., например, дело «Новая газета» и Милашина против России» (Novaya gazeta
and Milashina v. Russia. Judgment (Application no. 45083/06)).
6
слова и выражения мнения, неоднократно были подтверждены судом1. По его
мнению, свобода слова и выражения мнений представляет собой одну из важ-
нейших основ демократического общества и одно из основных условий его
прогресса и самореализации каждого человека. С учетом пункта 2 статьи 10 он
применим не только к «информации» или «идеям», которые воспринимаются
положительно либо рассматриваются как безобидные или вызывающие безраз-
личие, но и к тому, что оскорбляет, шокирует или тревожит. Таковы требования
плюрализма, терпимости и широты взглядов, без которых не существует «де-
мократическое общество». Как установлено в статье 10, эта свобода подлежит
исключениям, которые ... однако подлежат строгому толкованию, а необхо-
димость в каких-либо ограничениях должна быть убедительно доказана ...».
В этом плане вполне очевидны причины стремления Суда предельно рас-
крыть содержание принципа уважения прав человека путем тщательного анали-
за права на свободу слова, высказываний, выражения мнений и т.п. Полагаем,
что не будет преувеличением или искажением действительности и существа
в положении вещей считать, что подход при этом к принципу осуществляет-
ся ЕСПЧ с несомненным мерилом использования масштаба таких основных
императивных предписаний международного права, как основные принципы.
Проявление этого особенно заметно в ситуациях, когда Конвенция апеллирует
к Всеобщей декларации прав человека и, таким образом, семена, посеянные
последней, дают обильные всходы посредством реализации конвенционных
положений практикой Суда.
Продолжая обсуждение терминологии, присущей практике ЕСПЧ в об-
ласти международно-правовых принципов, и конкретно основных принци-
пов международного права, следует наряду с представленным отметить, что
практически незамедлительно после принятия первоначальной редакции Кон-
венции, т. е. уже в 1952 году, в Протоколе 1 появился многозначный термин
«общие принципы международного права» (ст.1). Закономерно, что это стало
свойственным и лексикологии аналитической литературы, направленной на
изучение практики ЕСПЧ в затронутом аспекте. Так, в своем развернутом,
подробном комментарии «Право Европейской конвенции по правам человека»
Д. Харрис, М. О’Бойл и К. Уорбрик, излагая проблематику гарантий права на
защиту собственности (имущества и имущественных прав), вошедших благо-
даря упомянутому Протоколу в сферу действия Конвенции, отводят целую главу
в рамках раздела 21, трактующего только статью 1 Протокола 1 к Конвенции,
посвященную указанному праву, и останавливаются на анализе «общих прин-
ципов международного права» применительно к деятельности ЕСПЧ2. Таким
1 См.: Дело «Хэндисайд против Соединенного Королевства» (07.12.1976 Серия А,.
24). Затем обобщение общих принципов произведено в деле «Штоль против Швей-
царии» ([ГК], No. 69698/01, § 101, ЕСПЧ 2007-V). Наконец, их подтверждение имеет
место в совсем недавних делах: «Морис против Франции» (Morice v. France ([GC], No.
29369/10, § 144, ECHR 2015); «Pentikäinen против Финляндии» ([ГК], No. 11882/10, § 87,
ЕСПЧ 2015); и «Bédat против Швейцарии» ([ГК], No. 56925/08, § 48, ЕСПЧ 2016)», et al.
2 См.: Право Европейской конвенции по правам человека / Д. Харрис, М. О’Бойл
и К. Уорбрик; пер. с англ. В. А. Власихин и др. 2-е изд., доп. М.: Развитие правовых
систем, 2017. 1432 с.
7
образом, налицо еще одно понятие, бытующее в терминологической основе
исследования практики ЕСПЧ и, говоря о более узких его рамках, – принципов
защиты прав человека.
Примечательно, что принципы международной защиты прав челове-
ка составили предмет пристального внимания Комиссии международного
права ООН в порядке общей кодификации международно-правовых норм
в процессе ее работы над темой jus cogens. Так, КМП ООН недвусмыслен-
но констатировала критерии jus cogens, в том числе уточнила первый при-
знак, отличительной чертой которого выступает принадлежность к «общему
международному праву», отчетливо продемонстрированный в ст. 53 Венской
конвенции о праве международных договоров 1969 года. Вторым не менее
существенным свойством норм jus cogens служит наличие такого объекта,
который обладает фундаментальной ценностью. Вследствие этого становится
понятным значение, придаваемое ЕСПЧ установлению характера и гене-
зиса некоторых норм европейской системы международной защиты прав
человека. В частности, в деле «Аль-Адсани против Великобритании» Евро-
пейский суд, вслед за Международным трибуналом по бывшей Югославии
со ссылкой на его решение по делу «Обвинитель против Фурундзия» счел,
что существует очевидная связь между запретом пыток как нормы jus cogens
с ценностью того блага, которую она защищает1. При этом ни в одном из
своих документов КМП не ограничивала выводы, относящиеся к jus cogens,
которые формулировались ею на основе анализа международно-правового
и/или национально-правового регулирования прав человека и основных
свобод, в том числе и практики ЕСПЧ (ранее Комиссии), «локализацией»
именно в рамках международной защиты прав человека, Наоборот, – вы-
шеприведенное со всей полнотой свидетельствует об универсальности вы-
кладок Комиссии.
В заключение с учетом обозначенного в настоящем ракурса стоит отметить,
что в оценках специалистами существа практики ЕСПЧ имеется немало того,
что убеждает в оправданности и даже насущности постановки вопроса о соеди-
нении анализа основных принципов международного права с рассмотрением
специфической деятельности ЕСПЧ, т.е. применимости категории основных
принципов международного права к разбирательству жалоб, предъявленных
ЕСПЧ в связи с защитой прав человека и основных свобод. В частности, в из-
вестном зарубежном комментарии Европейской конвенции по правам человека
красной нитью по его содержанию проходит связь Всеобщей декларации прав
1 Cf.: Prosecutor v. Furundžija, Judgement, Case No. IT-95-17/1-T, T.Ch., 10 December
1998, paras. 153 and 154; Al-Adsani v. United Kingdom (Application No. 35763/97). Judgement
of 21 November 2001, para. 30. См. также: Soering v. United Kingdom, Judgment of the
European Court of Human Rights, 7 July 1989; Cruz Varas and Others v. Sweden, Judgment of
the European Court of Human Rights of 20 March 1991; Chahal v. United Kingdom, Judgment
of the European Court of Human Rights of 5 November 1996. Эти решения ЕСПЧ, наоборот,
составили основу для расширительного толкования МТБЮ по уже упомянутому делу
запрета пыток как нормы jus cogens с уточнением ее содержания относительно того, что
государствам запрещается высылать, возвращать или выдавать лицо странам, в которых
оно может подвергнуться пыткам.
8
человека, принятой ГА ООН 10 декабря 1948 года как опосредствующей основ-
ной принцип современного международного права – уважения прав человека,
и Европейской конвенцией 1950 г.1 (от себя скажем здесь, что сюда можно
было бы добавить и другие международные соглашения, лежащие в основе
региональных систем защиты прав человека и основных свобод, наличие ко-
торых и образует вместе с Уставом ООН и иными ее документами, Всеобщей
декларацией прав человека 1948 г. и прочими важнейшими международно-
правовыми актами, принятыми в данной сфере, универсальную систему защиты
прав человека).
В нем авторы небезосновательно утверждают, что, несмотря на частичную
инкорпорацию Европейской конвенцией прав, провозглашенных в универ-
сальном акте, “те из них, которые введены, будь то в саму Конвенцию или
протоколы, заключенные впоследствии, затем применялись и толковались
Европейской комиссией и Европейским судом, а также, хотя и в меньшей
степени, национальными судами в государствах, в которых Конвенция при-
знавалась применимой»2. По мнению комментаторов, «пусть и косвенно,
прецедентное право Европейской конвенции по правам человека также
представляет собой судебное толкование положений Всеобщей деклара-
ции прав человека. Таким образом, важный вклад вносится в разработку
общих норм прав человека, действующих во всем мире, даже в отсутствие
договорных обязательств и системы мониторинга»3. Еще одно суждение,
присутствующее в цитируемом труде, представляет необычайный интерес
в свете рассматриваемой темы и теоретического осмысления международ-
но-правовых принципов. В частности, в связи с оценкой огромного вклада,
который внесла и конвенция, и деятельность по толкованию ее положений,
а также положений Всеобщей декларации 1948 г. Европейским судом по пра-
вам человека, высказывается предположение, что в результате не только
сформирован и поддержан европейский публичный порядок, но и созданы
важные компоненты глобального jus commune, обеспечивающего защиту
прав и достоинства человека для всех4.
Это означает, что речь идет о jus commune как об «общем праве» между-
народной защиты прав человека. Таким образом, зарубежное правоведение
исходит даже из большей роли основных принципов международного права,
в том числе и принципа уважения прав человека, нежели обладание ими фун-
даментальным и связующим характером применительно к уже существующим
нормам системы, – как видно, в вышеприведенном речь идет о наделении их
созидательной силой в формировании новых правовых образований.
1 Сf.: The European Convention on Human Rights. A Commentary by William A. Schabas/
Oxford Commentaries on International Law / General Editors: Ph. Alston, V. Lowe. Oxford,
2015. 1308 p.
2 The European Convention on Human Rights. A Commentary. Op. cit. P. VII.
3 Ibid. В данной ситуации целесообразно намеренно обойти стороной подробности
различных позиций, существующих в науке относительно исследования столь крупного
вопроса, как признание либо отрицание «прецедентного права», создаваемого ЕСПЧ,
поскольку он в свою очередь носит слишком самостоятельный и серьезный характер.
4 Ibid.
9
Гаджиев Х. И.,
доктор юридических наук, заведующий
отделом судебной практики
и правоприменения Института
законодательства и сравнительного
правоведения при Правительстве РФ
роль судебной доктрины в эволюции
правоприменения
1. Развитие права сопровождалось созданием правовых доктрин, под которы-
ми обычно понималось обобщенное научное отношение к общетеоретическим
вопросам права. В юридической литературе справедливо отмечалось, что «в са-
мом общем виде доктрину характеризуют как авторитетное мнение ученых, вы-
раженное в форме принципов, теорий, концепций, это в полной мере относится
и к конституционной доктрине»1. Доктрина международного права в широком
смысле определяется как система взглядов и концепций о сущности и назначении
международного права в конкретных исторических условиях, и в узком смысле –
научные труды юристов-международников2. Существует разница между доктриной,
сформированной на основе научных идей, и судебной доктриной, которая скла-
дывается хотя и под влиянием господствующих теоретических концепций, но все
же выводится из задач судебной практики. Развитие судебных доктрин происходит
на основе стремления судов эффективно реагировать на правовые проблемы по-
средством судебной аргументации в процессе разрешения дел, влияя одновременно
на формулирование единых подходов при осуществлении правосудия.
2. Общие правовые доктрины служат обогащению судебных доктрин, ко-
торые в свою очередь выводятся на основе эмпирического подхода, когда
факты дела требуют новой доктринальной интерпретации, без которых невоз-
можно подобрать ключ к разрешению дела. В то же время названный процесс
образует связь между общей, судебной доктринами и судебной практикой.
Взаимопроникновение и взаимосвязь указанных циклов развития служит
эволюции правовой науки и правопременения. В правовой литературе док-
трину рассматривают также в качестве закономерного процесса для отделе-
ния доктринальных зерен от плевел, и такая селекция происходит благодаря
правовой теории. Автор считает доктрину абсолютно действенным посред-
ников, промежуточной ступенью между теорией и практикой в трехмерной
цепи правовой аргументации3.
3. Развитие права Европейской Конвенции по правам человека (далее –
Конвенция) сопровождалось созданием судебных доктрин Европейским
Судом по правам человека (далее – Суд), которые вырабатывались и при-
1 Хабриева Т. Я. Доктринальное значение российской Конституции // Журнал рос-
сийского права. 2009. № 2. С. 23.
2 Большая юридическая энциклопедия. М., 2010. С. 219.
3 Randy E. Barnett. Foreword: Why We Need Legal Philosophy. Harvard Journal of Law
and Public Policy. 1985. №1. Vol. 8. Р. 10.
10