Джордж Ларак - История самого нелюбимого тафгая НХЛ/ Georges Laraque - The Story of the NHLs Unlikeliest Tough Guy

146 Pages·1.256 MB·English-Russian

ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

ДЖОРДЖ ЛАРАК

ИСТОРИЯ САМОГО
НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ
НХЛ

2
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

Перевод: Святослав Панов
http://www.hockeyfights.ru

3
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

Для Милайны Джулии
и Маркуса Оливера

1. «ХОРОШИЙ ПРИМЕР»

Первое февраля 1999 года. Эдмонтон. Скайрич Центр бурлит в предвкушении.
Я у борта на вбрасывании.
Я плечом к плечу с Тони Твистом, монстром в 111 килограмм весом, излучающим угрозу
и агрессию. Его работа – внушать страх.
А я? Да просто новичок.
Шайба вброшена, и игра смещается в сторону от нас.
Мы стоим ноздря к ноздре, наши перчатки готовы слететь. Все взгляды прикованы к нам.
В мгновение ока я сброшу свои перчатки и начну битву с одним из сильнейших тафгаев
НХЛ.
Зачем?
Ответ на этот вопрос растянулся на целую книгу.
Если вкратце, то я всю свою жизнь мечтал играть в НХЛ. Но это не объясняет всей сути.
Об этом мечтают миллионы детей.
Если немного углубиться в вопрос, то мечты – сложная штука, и, возможно, я мечтал о
чем-то слегка другом, нежели мои друзья и одноклубники. Может, дух соревновательности во
мне был немного больше. А может быть, мои мечты были более сфокусированы.
А может еще и потому, что меня называли ниггером.
Я слышал это слово ооочень много раз… Я слышал его не только, когда люди кричали
мне. Но и когда его произносили шёпотом – оно взрывалось оглушительным звоном внутри ме-
ня.
Этому слову всегда предшествовало какое-нибудь другое слово. Грёбаный было самое
употребляемое. Иногда люди произносили его умышленно коверкая. Обычно просто сокраща-
ли. Последний слог урезался, придавая слову ещё больше презрительности, и оно звучало как
«нигга».
Я много думал об этом слове. Меня ранило не само слово, а тот смысл, закладываемый в
него людьми. Сейчас я пришел к пониманию всей внутренней красоты и мощи этого слова. Ра-
боты основателей Негритюда, литературного и идеологического движения, проповедовавшего
самобытность и самодостаточность негров в 1930-х годах, просветили меня, каково же истин-
ное значение слова Негр. Те экстраординарные личности смело отвергли сознание людей «вто-
рого сорта», в которое рабство и колониализм загнали их самих, а также всех негров. Негр
означает чёрный, и ничего оскорбительного в этом нет.
К примеру, Леопольд Седар Сенгор, ставший в 1960 году первым президентом независи-
мого Сенегала, в 1936 году написал статью, гласившую: «Концепция Негритюда включает все
мировые культурные ценности негритянского мира, будь они выражены в повседневной жизни,
в обществе, или в произведениях искусства, созданных черными людьми. И это так: все фак-
ты».
За ним последовали нескончаемые сражения под предводительством Малькома Икса,
Мартина Лютера Кинга, Розы Паркс и десятков других великих людей. Возможно, история за-
была большинство их имен, но их действия были определяющими в черной истории.
Благодаря им, я точно знаю, что все люди созданы равными. Благодаря им, я точно знаю,
что все жестокие и расистские слова, гудевшие в моей голове на протяжении всей юности, все-
го лишь пачкали прекрасное слово, слово, полное истории.
Вот с таким вот искажением грубых слов я сталкивался в юности. Но они были не только
обо мне. Они были о чем-то большем, чем я.

4
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

Но вот в чем дело-то, и я много думал об этом: если бы я не слышал так часто это слово, в
детстве и юности, то не стоял бы в тот вечер там, словно напуганный ребенок в боевой стойке с
парнем, чьей репутации было достаточно, чтобы устрашить любого профессионального хокке-
иста в мире. Если бы я не сталкивался с угрозами, пока взрослел, то, возможно, мне бы не хва-
тило мужества, чтобы зарабатывать на жизнь, сражаясь с теми, кого боятся другие люди. Если
бы я не столкнулся с подобным соперничеством, будучи еще ребенком, то уверен, что не имел
бы силы воли, чтобы пробиться в лучшую хоккейную лигу мира.
Вот поэтому я намеревался сцепиться с Твистом на глазах 18000 зрителей тем вечером. Не
потому, что он оскорбил меня, или я был зол. Я вовсе не был злым. Я добился того, к чему
стремился. Я находился там, где мечтал оказаться с тех пор, как влюбился в хоккей – под ярким
светом нхловской площадки. Будучи ребенком, я мечтал забивать голы, выручать свою коман-
ду. Я мечтал быть лидером в раздевалке. Я мечтал своими действиями изменять ход игры в
нашу пользу. Даже если бы мои мечты не обрели ту форму, о которой я мечтал в детстве, то од-
нажды они бы всё равно сбылись. И, хотя в тот вечер лучшие моменты моей карьеры были ещё
впереди, уже тот факт, что на меня смотрел Тони Твист – было доказательством моего успеха.
Я выиграл свой главный в жизни бой еще до того, как наши перчатки упали на лед.

Конечно, взрослому понять все эти вещи проще, нежели ребенку. Взрослому намного
проще либо отмахнуться от таких слов, либо бороться с ними. Но как осуществить свою мечту
ребенку, наперекор чужим сомнениям и предубеждениям? Каково было мне, мальчишке, в
1980-е и 1990-е годы держаться своего курса, несмотря на все расистские эскапады. Будучи ре-
бенком, я слышал слово «ниггер» столько раз, что мог поверить, что это мое имя. Но я никогда
не отчаивался.
И вот еще что. Я бы не достиг успеха, не будь препятствий на моем пути. Я добился успе-
ха, благодаря им.
Сколько я себя помню – я знал, что стану профессиональным спортсменом. Я был выше
ростом, сильнее и быстрее своих сверстников. Я был хорош во всех видах спорта от дзюдо до
американского футбола, от футбола до хоккея. Даже легкая атлетика мне улыбалась. Вопроса,
преуспею ли я в спорте, не возникало. Вопрос был только в том, в каком именно.
Футбол всегда был моим любимым видом спорта, таковым он остается и по сей день.
Футбол был естественным выбором, исходя из моего телосложения. Однако хоккею я уделял
большинство своей энергии и времени. Я помню враждебно настроенные хоккейные арены, так,
словно это было вчера. Игроки, судьи, родители, тренеры – практически каждый заставлял меня
чувствовать себя парией.
Никто никогда не верил, что моя мечта о карьере в НХЛ однажды осуществится. Не из-за
отсутствия таланта. Нет – причина в цвете моей кожи, цвете, совершенно неподходящем к
сверкающей белизне льда. Каково было ребенку, которого постоянно задвигали на вторые роли,
в 1980-х годах, которого даже не всегда приглашали играть в межгородских соревнованиях, не
отступать от движения к поставленной цели, не опускать голову? Должен добавить, что я все-
гда был очень чувствительным человеком, так что каждое оскорбление, каждый акт расизма,
жертвой которого я являлся, ранил меня до глубины души.
Но моя гордость была сильнее. Я не хотел, чтобы кто-нибудь видел или даже думал, что
ксенофобские комментарии и отношение причиняли мне боль. Я прятал свой гнев и печаль
внутри себя до тех пор, пока поздно ночью в одиночестве, сидя в своей комнате, я выплакивал
свои глаза.
Однако только гордости достаточно не было. И не только в моем сильном характере и в
очень строгом родительском воспитании. Силу, движущую меня к исполнению своей мечты,
мне предавали события, кажущиеся незначительными другим, но не мне.
Однажды я взял почитать книгу у моей сестры. Это была подаренная ей книга серии изда-
тельства Гролье под названием «Хороший пример». В этой серии книг детей знакомили с муж-

5
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

чинами и женщинами, изменившими историю в положительном направлении. Она охватывала
большой диапазон личностей: спортсменов как Морис Ришар, изобретателей вроде Томаса
Эдисона, ученых вроде Марии Кюри, а также философов вроде Альберта Швейцера.
Книга, которой я заинтересовался, была о легендарном бейсболисте Джеки Робинсоне. Я
проглатывал страницу за страницей, постигая в деталях, как мальчишке из Джорджии удалось
стать первым чернокожим человеком в истории высшей бейсбольной лиги. Уроженец той части
Соединенных Штатов, где расизм являлся образом жизни, Робинсон имел наглость, сломя голо-
ву, броситься в схватку – бороться с предрассудками, без устали преодолевая барьеры на пути к
своей цели. 15 апреля 1947 года, когда он вышел на поле стадиона Эббетс Филд в форме
Бруклин Доджерс – он вошел в историю. В наши дни кто-нибудь может себе представить выс-
шую бейсбольную лигу без цветных игроков?
Историки писали о дебюте Джеки Робинсона, отмечая, что он проложил путь к граждан-
ской революции за права человека, которая, в конце концов, искоренила все формы правовой
сегрегации в Соединенных Штатах. Робинсон был не только одним из величайших бейсболи-
стов всех времен, выбранный в 1999 году в Команду Века, но и защитником прав негров в тече-
ние многих лет после окончания карьеры.
Прочитав ту книгу в восьмилетнем возрасте, я понял, что больше никогда не буду преж-
ним. Я нашел образец для подражания, я изменил свой подход к жизни навсегда.
С того дня я начал молиться Богу каждую ночь, умоляя его дать мне силы для достижения
моей цели. Стать игроком НХЛ стало целью моей жизни. У меня было твёрдое убеждение, что
став игроком, я займу предначертанное именно мне место.

К моему семнадцатилетию всем стало очевидно, что я стану профессиональным спортс-
меном. Оставался лишь один вопрос: хоккей или американский футбол?
В то время я играл в американский футбол за Сент Леонард Кугарс на севере Монреаля.
Помню слова нашего главного тренера Дэнни Мэшиоша: «Джордж, ты не сможешь пройти да-
леко в хоккее. В НХЛ нет черных игроков. И думаю, в ближайшем будущем не появится. Оста-
вайся со мной, и станешь профессиональным футболистом. Твое будущее здесь. И оно будет
ярким, поверь мне».
Он и представить себе не мог, что его слова лишь усилят мое желание оставить свой след
на льду. Я ответил ему с улыбкой: «Прости, Дэнни, но я выбираю хоккей. Мое место там. В
футболе полно черных игроков. Если я преуспею в нём, то буду лишь очередным черным фут-
болистом. В хоккее все иначе».
Через несколько лет Дэнни стал главным тренером Эдмонтон Эскимос. В то время я играл
за Ойлерс, и как-то утром заехал к нему на Коммонвэлс Стадиум. Увидев меня, он заулыбался:
«Ты преуспел, упрямец»! Несмотря на все трудности, я добился успеха. Моя настоящая миссия
уже началась.

6
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

2. РЕМЕНЬ И ПОБОИ

Еще одна вещь, которую я бы хотел добавить о Джеки Робинсоне: может я и выбрал его
образцом для подражания еще в юности, но, должен признаться, я ненавижу бейсбол. Это мо-
жет показаться противоречивым, но это не так. Всю свою жизнь я четко разделял публичного
человека и индивидуальность. Вы можете уважать бейсболиста, будучи безразличным к бейс-
болу. Это относится не только к Джеки Робинсону, но и к каждому человеку во всем мире,
включая меня. В этой книге та же самая картина: с одной стороны вы видите Джорджа Ларака в
НХЛ, с другой стороны – человека вне льда.
Но я далёк от того, чтобы умалять исключительный талант Робинсона в бейсболе, демон-
стрируемый им на протяжении всей карьеры. Помимо всех его бесчисленных вершин, покорён-
ных в качестве игрока, его человеческие качества и решимость были моей путеводной звездой в
юности. Что касается моего отвращения к бейсболу – на то есть две причины: одна из них лич-
ная, а вторая связана с самим видом спорта.
Как я уже говорил ранее, ребёнком я пробовал свои силы во многих видах спорта, не
только из-за огромной любви к ним, но и потому что мой отец постоянно отдавал меня все в
новые и новые секции. Естественно, я играл в бейсбол, но оказался настолько плох, что оставил
его уже после первого же сезона.
Главная проблема заключалась в том, что я ловил и подавал одной и той же рукой – левой.
Каждый раз, когда я ловил мяч ловушкой, мне приходилось брать его в другую руку, скидывать
перчатку на землю, брать мяч обратно в левую руку, а только потом бросать его. Не очень эф-
фективная техника, мягко говоря.
Другая причина моей нелюбви к бейсболу исходит от наблюдения за самой игрой. Поло-
вина игроков выглядят как борцы сумо. Они жуют либо жвачку, либо табак всю игру, и ковы-
ряют в носу дольше, чем бегают по полю.
Разумеется, отбить мяч со скоростью под двести километров в час – задача очень сложная.
Однако я также знаю, что Дэвид Уэллс провел свой суперматч за Нью-Йорк Янкис 17 мая 1998
года, будучи с жестокого похмелья после пьянки накануне. Я не единственный, кто говорит об
этом – он сам пишет об этом моменте в его биографии. Такие вещи не позволяют воспринимать
бейсбол всерьез. И пузень у него тоже будь здоров!
Не то, чтобы я не имел что-то против людей с избыточным весом. Просто такой полный
человек как Уэллс не смог бы провести всю свою карьеру в какой-нибудь другой лиге, кроме
МЛБ.
Так как я заговорил о животах, то должен признаться, что в течение долгих лет у меня бы-
ло невысокое мнение о людях с избыточным весом. Пожалуйста, простите меня, так как я был
молод в то время и имел тенденцию принимать все сказанное моим отцом за чистую монету. По
его мнению, избыточная масса тела ребенка говорит о родительской ошибке, не меньше.
Согласно моему отцу, только плохое воспитание может привести ребенка к избыточному
весу. Надо сказать, у нас была спартанская диета. В кухонных шкафах и холодильнике не было
и следа вредной пищи. То же самое касалось и наших завтраков, что мы брали в школу. Гази-
ровка, печенье, чипсы, мороженое – все это было под запретом. Дозволялись только фрукты и
овощи. Когда мои друзья оставались у нас на обед, то их охватывало полнейшее отчаяние, и
они засыпали меня вопросами о том, что же мы едим. Я пытался им объяснить доступными
словами, но... Дети привыкли есть то, что им нравится, а нашу диету они воспринимали с непо-
ниманием. Друзья могли говорить со мной о печенье Орео с горящими глазами, а я впервые его
попробовал, наверное, лет в пятнадцать
Ужины были довольно однообразны. Курица и рис каждый вечер. Друзья спрашивали
своих мам, что будет на ужин. Нам и спрашивать не надо было, мы знали наверняка. Курица и
рис, снова и снова…

7
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

Еду готовил у нас в основном отец. Он не экспериментировал много и, по большей части,
готовил по гаитянским рецептам, которым его научила его мать. Ну и какая же гаитянская кух-
ня без курицы и риса. Правда, сомневаюсь я, что мы ели эти блюда согласно гаитянским тради-
циям. Мне кажется, что моим родителям не хотелось заморачиваться с готовкой чего-то друго-
го.
Хотя я должен сказать, что традиции были важны для моих родителей, они глубоко уко-
ренились в их сердцах и поведении. Несколько двоюродных братьев и сестер, а также других
близких родственников жили недалеко от нас, и если кто-то не из нашей семьи вдруг оказывал-
ся на нашей вечеринке, то его охватывало чувство, будто он телепортировался на три с лишним
тысячи километров из Квебека в Порт-о-Пренс. Я любил эти вечеринки, поскольку только там,
ну и ещё на наших днях рождения, можно было слегка пренебречь правильным питанием и по-
есть чипсов и тортов.
Ах, да, чуть не забыл. Раз в месяц у нас на ужин был пастуший пирог (Мясной пирог с
начинкой из мяса и картофеля – прим. Святослав Панов). Моя душа и мой живот были неверо-
ятно счастливы в те вечера, так как я считал эту чрезвычайно экзотичной. Позже вы увидите,
как изменилось мое мнение с тех пор.
Но, не считая отсутствия нездоровой пищи, мы, в принципе, ни в чём себе не отказывали
и были довольно обеспеченной семьёй. Мы жили в красивом уютном районе под названием Ле
Бойс Д’Ангульме в большом доме с четырьмя спальнями, двумя ванными комнатами, с огром-
ным двором, в центре которого располагался бассейн. Мы прожили там десять лет с 1982 по
1992 годы, и за это время вся окрестная детвора вдоволь наплавалась и наигралась в нашем
дворе.
Когда мне исполнилось восемь лет отец начал поручать мне различные дела, такие как
стрижка газона или уборка дорожек вокруг дома. Оценивал он такую работу в семь долларов,
исправно платя мне по завершении каждого поручения. Дети обычно ненавидят такую работу.
Мне же нравилась такая работа, так что я стучался к соседям, предлагая свои услуги.
Как вам кажется, похоже, у меня было довольно беззаботное детство в пригороде (ну, не
считая печенья Орео), не так ли? Мне кажется, что я получил великолепное воспитание для то-
го, чтобы стать тем, кем я планировал, как вскоре это и станет понятно.

Если можно назвать одну вещь, изменившую мое детство в хорошую или плохую сторону,
то это, без сомнения, тиранический режим моего отца. Непреклонность моего отца правила
нашим домом. И мы должны были подчиняться ему всё время, всегда и везде. Само собой, мы
пытались хоть как-то уйти из-под его контроля при любой возможности, но удавалось это сде-
лать не так часто. Школа, спорт и даже игры подчинялись нормам и правилам, которые изобрел
и ввел мой отец. Он управлял своими детьми, словно сержант своими солдатами.
Я с самого детства помню, как отец прививал нам жесточайшую дисциплину, подчиняя
нас своей воле. И с годами он ничуть не смягчил своего отношения к людям. Иными словами,
он ни капли не изменился, оставаясь по-прежнему деспотом с головы до пят.
Между отцом и нами не было никаких обсуждений или дискуссий. Только безоговорочное
подчинение. Едва уловимая тень неудовольствия на наших лицах рассматривалась как попытка
бунта. За любую малейшую нашу ошибку следовало неотвратимое наказание. Нам влетало
каждый раз, когда ему казалось, что мы отклонились от выбранного им направления. Под «вле-
тало» я имею в виду физическое наказание, хотя в наше время многие считают такой вид нака-
заний недопустимым. За исключением тех, кто полагает пятьдесят ударов ремнем ребёнку по
рукам справедливым наказанием.
Я понимаю, что такого рода поведение кажется пережитком другой эпохи. Но эти посто-
янные наказания имели место в 1980-е и 1990-е в Квебеке, с 7 декабря 1976 года, когда я родил-
ся в Монреале, 17 мая 1978 года в Броссаре родилась моя сестра Дафни, а мой брат Жюль-Эди

8
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

родился 23 августа 1980 года в Сент-Иле. Когда дело доходило до воспитания детей, у отца не
было альтернативы ремню. Он просто повторял то, что через что прошел в детстве на Гаити.
Помимо тяжёлого детства, устроенного ему своими родителями, мой отец провел свои
молодые годы на родной земле во враждебной обстановке режима Дювалье. Он очень быстро
понял, что ему не на кого рассчитывать, кроме самого себя, чтобы выбраться из этой атмосфе-
ры вездесущего страха. С тех пор он унаследовал три четких черты характера. Во-первых, не-
соразмерная гордыня, во-вторых, желание всё контролировать окружающего, а в-третьих, абсо-
лютное упрямство. Несмотря на то, что мы не обсуждали этого с отцом, но я уверен, что он хо-
тел видеть подобное совершенство, которого достиг он сам, и в собственных детях. Мы должны
были делать всё без ошибок, только потому, что он считал, что сам делал всё верно с младых
ногтей.
Уехав с Гаити, когда ему не было и двадцати лет, он приехал в холодную северную часть
Монреаля в поисках нового дома. Первые месяцы в Северной Америке этому гиганту ростом
1,82 метра и весом в 90 кг приходилось полагаться на пищевые банки (Организация, которая
занимается сбором пищевых продуктов от производителей и поставщиков и передачей их нуж-
дающимся – прим. Святослав Панов), чтобы просто выжить. Он смог окончить престижный
Политехнический университет Монреаля с дипломом механического машиностроения и полу-
чить степень бакалавра архитектуры в Университете Монреаля.
Несмотря на унижения, финансовые неудачи и боль изгнания, он создал семью, давая
своим детям все, чего ему самому не хватало в детстве. Поскольку он был убеждён – убеждён и
сейчас - что именно жесткость позволила ему пройти через всё, то он и не представлял себе, что
лучшим воспитанием для детей может быть что-то, кроме битья ремнем по рукам.
Я не пытаюсь оправдать методы его воспитания, но, в то же время, должен сказать, что
многие дети из числа иммигрантов воспитывались и воспитываются по сей день в схожих усло-
виях, всё теми же методами. Сейчас у меня много друзей, чьи родители в свое время приехали
из стран Северной Африки, Ближнего Востока и, конечно, с Гаити. Когда мы заводим разговор
о том, как нас воспитывали, то меня приводит в замешательство огромное количество общих
черт между нами.
Родители, живущие в Канаде давно, гораздо меньше и мягче наказывают своих детей, чем
те, кто туда переехал недавно, поэтому я понимаю их возмущение подобным воспитанием.
Можете поверить мне на слово, что моим близнецам никогда не придется испытать на себе силу
удара моего ремня. Я никогда не буду терроризировать их таким образом. Я твердо верю в
иные, более эффективные способы воспитания своих детей, чем размахивание ремнём каждый
раз, когда их поведение не соответствует моим правилам.
Но, не пытаясь уменьшить количество физических наказаний детей, вновь прибывшим
родителям-иммигрантам будет очень сложно или вообще невозможно понять, какое поведение
допустимо, а какое нет, в их новой стране. Это относится не только к воспитанию детей, но и ко
всем сферам их новой социальной жизни. Мне кажется, что недавно приехавшие часто остают-
ся разумом в своей стране. Разумеется, я здесь не для того, чтобы пролить свет на причины этой
ситуации, но мне кажется, что преобладающий тип межнациональных отношений в канадском
обществе загоняет новых мигрантов в некое подобие гетто. Это приводит к тому, что этим лю-
дям сложно приспособиться к социальным нормам поведения, принятым большинством в Ка-
наде. Разумеется, в том числе и в Квебеке.
Я отчетливо вижу доказательства этого в том, что мой отец, несмотря на то, что получил
образование по западным стандартам, никогда не стеснялся бить нас даже при друзьях. Я нико-
гда не забуду один конкретный день.
Я тусовался в подвале нашего дома в Сорел-Трейси со своими старыми приятелями из
Квебека. Мы громко слушали музыку и громко болтали. Однако, единственное, что мы могли
отчетливо слышать, были крики и завывания моего брата, которого на верхнем этаже избивал
отец.

9
ДЖОРДЖ ЛАРАК: ИСТОРИЯ САМОГО НЕЛЮБИМОГО ТАФГАЯ НХЛ

Зачастую, отсутствие понимания – самый быстрый путь к расизму. И то, как поступал мой
отец, показало моим друзьям, насколько мы черные люди являемся странными, если не сказать
больше. Двинутые, грубо говоря.
Я мог видеть страх в глазах своих друзей. Если бы хоккейная арена была бы театром са-
мых худших ксенофобских настроений, то я бы предпочёл держаться подальше от такой враж-
дебности. Вне катка цвет моей кожи не являлся какой-либо преградой. Я был веселым друже-
любным ребенком, ладившим со всеми. Но при этом был и мой отец, создававший своим вар-
варством негативные стереотипы на пустом месте. Мне было невыносимо стыдно за него. Я
больше ненавидел его за оскорбления в присутствии посторонних, нежели за наказания за ре-
альные проступки.
Все трое из нас испытали свирепую жестокость нашего отца, но должен отметить, что мне
это «удовольствие» доставалось намного чаще, нежели брату с сестрой. Не только потому, что я
был гиперактивным ребенком, но и потому, что преуспевал во всем, за что бы ни брался. Я был
самым старшим, самым высоким, самым сильным и самым быстрым. Всё это должно было
служить мне защитой и даже помогало избежать наказаний. Но так я допускал меньше ошибок,
отец и спускал мне с рук гораздо меньше, чем моему сестре и брату. В определенном смысле, я
должен был быть единственным, кто бы отражал всю гордость моего отца, кто стал бы вопло-
щением его успеха как человека, создавший сам себя.
У нас дома были только развивающие игрушки. Мозаики, конструкторы Лего и прочие
строительные наборы были обязательными для игр. Мой отец был против любых пассивных
игрушек, как он сам их и называл. В нашей жизни не было ни телевизора, ни игровых приста-
вок. Мы постоянно занимались спортом, будь то физические или умственные занятия. Само со-
бой, я находил поводы навестить друзей, лишь бы избежать этих правил.
С моей гиперактивностью я вытворял такое, что мой отец находил предосудительным. Я
же просто не мог стоять на месте. Например, мне нравилось играть в Супермена и других су-
пергероев. Я скакал повсюду, падал на пол, постоянно обо что-нибудь ранился, ломал что-
нибудь из домашней утвари или собственных игрушек. Все это злило отца.
Вдобавок ко всему существовала школа. Успешная учеба не поощрялась чем-либо в семье
Лараков. Она была обязательной для всех. К счастью, учеба мне давалась легко. Я бы даже ска-
зал слишком легко, так как я всегда одним из первых в классе сдавал экзамены. Ну а поскольку
усидеть спокойно я не мог, то тут же начинал дурачиться, отвлекая одноклассников, постоянно
смеша их. Учителя отправляли меня к директору, а тот звонил отцу. Уверен, что вам не стоит
объяснять, что ожидало меня дома.
Я могу вспомнить сотни историй, закончившихся поркой. Но могу рассказать одну,
наиболее характеризующую ожидания отца, его желание видеть нас достойными подражания.
Мы всей семьей навещали одного из наших друзей. Мне тогда было около девяти лет, не боль-
ше. В углу гостиной стояло пианино. Я никогда прежде не видел его так близко, так что мне
захотелось пощупать его, понажимать на клавиши, только чтобы услышать его звук. Через пару
минут, неспособные больше сдерживать себя, мы с братом нажали на три клавиши. В тот мо-
мент отец не сказал ни слова. Зато по лицу было понятно, что нас ожидает. Эти три клавиши
стоили нам пятидесяти ударов ремнем. То же самое ожидало и сестру, поскольку она чересчур
громко пила сок.
На этих страницах я еще не упомянул ни разу маму. Разумеется, я еще расскажу о ней в
последующих главах. Она никогда не одобряла отцовские методы воспитания, хотя и редко за-
ступалась. А когда вступалась, то лишь просила его лупить не так сильно или же говорила, что
пятьдесят ударов, наверное, слишком много. Он никогда ее не слушал, так же, как не слушал и
никого другого. Он был всегда прав и всё знал.
Мы, дети, часто говорили об отношении нашего отца к нам. Я постоянно был возмущен и
зол на него за это. Иногда, в глубине души, я его просто ненавидел. Но никогда у меня не хва-

10