ПОПизм. Уорхоловские 60-е PDF
Preview ПОПизм. Уорхоловские 60-е
Энди Уорхол ПОПизм. Уорхоловские 60-е «Ад Маргинем Пресс» 1980 УДК 82/89 ББК 84(7Сое)6 Уорхол Э. ПОПизм. Уорхоловские 60-е / Э. Уорхол — «Ад Маргинем Пресс», 1980 ISBN 978-5-91103-281-4 Культурная буря охватила 60-е – поп-арт, сексуальная революция, психоделия, Боб Дилан, андеграундное кино, – и в центре всего этого Энди Уорхол. «ПОПизм» – это реконструированное десятилетие начиная с 1960 года, когда Уорхол только начал создавать свои полотна с банками супа Campbell’s и Мэрилин; ретроспективный взгляд на живопись, кино, моду, музыку, знаменитостей и отношения, определявшие атмосферу «Фабрики» – места, ставшего центром 60-х в Нью-Йорке, места, где всегда можно было найти всех: от Лу Рида с Тhe Velvet Underground и Нико до Эди Седжвик, Джерарда Маланги и Пола Моррисси. Неоднородный, смешной и откровенный «ПОПизм» – своеобразный итог десятилетия, изменившего мир. УДК 82/89 ББК 84(7Сое)6 ISBN 978-5-91103-281-4 © Уорхол Э., 1980 © Ад Маргинем Пресс, 1980 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» Содержание Благодарность 6 Вступление 7 1960–1963 8 1964 51 1965 66 1966 95 1967 132 1968–1969 163 Постскриптум 192 4 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» Энди Уорхол, Пэт Хэкетт ПОПизм: Уорхоловские 60-е Данное издание осуществлено в рамках совместной издательской программы Музея современного искусства «Гараж» и ООО «Ад Маргинем Пресс» Andy Warhol and Pat Hackett POPism The Warhol Sixties © Andy Warhol, 1980 All rights reserved © Речная Л., перевод, 2016 ©ООО «Ад Маргинем Пресс», 2016 ©Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/IRIS Foundation, 2016 * * * Энди Уорхол – художник, дизайнер, продюсер, издатель, создатель ряда знаковых киноработ, в том числе знаменитого фильма «Девушки из “Челси”». В поздних 60-х – ран- них 70-х был известен как создатель и руководитель собственной художественной студии «Фабрика». Умер в Нью-Йорке в 1987 году. Пэт Хэкетт работала с Уорхолом на протяжении двадцати лет. Кроме ведения дневника Уорхола она также была соавтором двух его книг и нескольких сценариев. 5 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» Благодарность Стивен М.Л. Аронзон – настолько хороший друг, что не бросил редактировать эту книгу, даже когда ушел из издательства. Его остроумные, оригинальные находки и точные исправления неоценимы. Строка за строкой, штрих за штрихом он придавал картине 60-х завершенный вид. Э. У. и П. Х. 6 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» Вступление Это мой личный взгляд на поп-феномен 60-х в Нью-Йорке. Мы с Пэт реконструиро- вали десятилетие начиная с 1960 года, когда я только начал создавать свои поп-арт-полотна. Это воспоминание о том, какой была моя жизнь и жизнь моих друзей, ретроспективный взгляд на живопись, кино, моду, музыку, знаменитостей и отношения, определявшие атмо- сферу нашей манхэттенской студии, известной на весь мир как «Фабрика». Энди Уорхол 7 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» 1960–1963 Вот возьми я и умри лет десять назад, сейчас был бы культовой фигурой. Когда к 1960 году в Нью-Йорке появился поп-арт, все так им прониклись, что даже занудным европей- ским умникам пришлось признать его частью мировой культуры. Абстрактный экспрессио- низм уже превратился в институцию, и тогда, в самом конце 50-х, Джаспер Джонс с Бобом Раушенбергом и прочими освободили искусство от всей этой отвлеченной рефлексивной ерунды. А затем поп-арт вытащил нутро наружу, а внешнее убрал вовнутрь. Поп-художники работали с образами, которые любой прохожий с Бродвея узнавал на раз, – комиксы, столики для пикника, мужские брюки, знаменитости, занавески для ванной, холодильники, бутылки колы, – в общем, со всеми теми классными современными вещами, которых так усердно не хотело замечать абстрактное искусство. Что самое удивительное, рисовать в одной манере все эти художники начали еще до того, как повстречали друг друга. Мой друг Генри Гельдцалер, который курировал совре- менное искусство в музее Метрополитен, пока не стал официальным царем нью-йоркской культуры, так описал зарождение поп-арта: «Словно фильм ужасов – художники со всех концов города восстали из грязи и с картинами в руках, пошатываясь, побрели навстречу друг другу». Искусству меня обучил Эмиль де Антонио – до встречи с ним я был просто рекламщи- ком. Это в 60-е он стал известен своими фильмами про Никсона и Маккарти, а раньше был арт-агентом. Пихал своих художников куда угодно – от кинотеатров по соседству до супер- маркетов и гигантских корпораций. Но работал только по знакомству: если ты не нравился Де, плевать он на тебя хотел. По-моему, Де был первым, кто видел в коммерческом искусстве высокое, а высокое искусство воспринимал как коммерческое, – и весь Нью-Йорк он заставил принять его точку зрения. В 50-х Де приятельствовал с Джоном Кейджем, тот жил неподалеку, ближе к Помоне. Организовывая концерт Кейджа, Де и познакомился с Джаспером Джонсом и Бобом Рау- шенбергом. – Они оба из кожи вон лезли, чтобы хоть как-то устроиться, – сказал мне как-то Де. – Без гроша были, жили на Перл-стрит и мылись только перед выходом в город, потому что душа у них не было – так, что-то вроде биде, только шлюхе подмыться. Де нанял обоих поработать над витринами Тиффани для Джина Мура; они для таких халтур пользовались псевдонимом Мэтсон Джоунс, одним на двоих. – У Боба была для этих витрин куча идей, некоторые просто ужас, – продолжал Де. – Но одна действительно интересная – класть товар на копирку, чтобы получался лишь оттиск предмета. Это было году в 1955-м, и его рисунки было не сплавить! – Де раскатисто захохо- тал – вспоминая задумки Боба, не иначе. – Его витрины попроще были отличные, а те, что «художественные», – просто кошмар. Я помню, как Де это сказал, потому что он тогда добавил: – Не понимаю, отчего бы тебе не стать художником, Энди, – у тебя-то идей море. Мне такое немногие говорили. И вообще я не вполне понимал, каково мое место на этой художественной арене. А поддержка Де и его дружелюбие придали мне уверенности. Именно Де я и решил показать свои первые холсты. Он сразу видел цену вещам. Не ходил вокруг да около – «а откуда это?», «а кто сделал?» Просто смотрел на вещь и говорил то, что думал. Он нередко заходил ко мне выпить после обеда – жил по соседству; я показы- вал ему всякие иллюстрации и рекламу, над которыми работал, мы болтали. Мне нравилось его слушать. Говорил он красиво, глубоким чистым голосом; каждая запятая, каждая пауза – 8 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» все на месте. (Ему довелось и философию преподавать в виргинском колледже Уильяма и Мэри, и литературу – в Сити-колледже Нью-Йорка.) Казалось, послушай его подольше – и рано или поздно поймешь о жизни все. Мы глушили виски из лиможских бокалов, моей обычной для той поры посуды. Де был самым настоящим алкоголиком, да и я не отставал. В то время я работал дома. Дом мой располагался на четырех этажах, включая цоколь, где была кухня и жила моя мать с кучей котов, причем всех их звали Сэм. (Мама с чемода- нами и сумками заявилась однажды вечером в мою предыдущую квартиру и сообщила, что покинула Пенсильванию, чтобы быть рядом со своим Энди. Я сказал: ну ладно, оставайся, но только пока я сигнализацию не установлю. Маму я люблю, но, если честно, я рассчиты- вал, что город скоро ей надоест, она соскучится по Пенсильвании, по моим братьям и их семьям. Однако, как выяснилось, я ошибался – тогда и решил переехать в этот дом на окра- ине.) Мама занимала нижние этажи, а я – верхние. Работал я в такой шизоидной комнате – наполовину студии с кучей рисунков и всяких принадлежностей для рисования, наполовину обычной гостиной. Шторы у меня всегда были задернуты – окна выходили на запад, так что света и так не было, а стены были обшиты деревянными панелями. Унылая такая комната. Я заставил ее викторианской мебелью, разбавив старой деревянной лошадкой с карусели, ярмарочным силомером, лампами Тиффани, фигурой индейца, какие часто ставят у табач- ных лавок, чучелами павлинов и игровым автоматом. Свои рисунки я собирал в аккуратные стопки – очень серьезно к этому относился. Вообще-то я всегда был не слишком организованным, но постоянно боролся со своей тягой к беспорядку, так что повсюду лежали эти стопки, которые мне, правда, никогда не удава- лось отсортировать. *** Однажды в пять часов вечера позвонили в дверь – зашел Де. Я налил нам скотча и пошел к двум стоявшим у стены моим работам, каждая футов шесть высотой и три шири- ной. Я их развернул, поставил рядом и отошел, чтобы самому взглянуть. На одной была изображена бутылка колы и абстрактно-экспрессионистская окрошка в верхней части. Дру- гая картина была черно-белая – просто контур той же бутылки. Спрашивать у Де я ничего не стал. И не надо было – ему было известно, что я хотел узнать. – Ну, слушай, Энди, – сказал он через пару минут, оторвавшись от картин. – Одна полное дерьмо, понадергано отовсюду. А другая – незаурядная: это наше общество, это мы сами, абсолютная красота и обнажение. Первую – на помойку, вторую – выставить. Это был важный для меня день. С тех пор бесчисленное количество людей смеялось, увидев мои работы. Но Де никогда не считал поп-арт шуткой. Уходя, он посмотрел на мои ноги и выдал: – Ты, мать твою, когда собираешься себе ботинки покупать? Эти уже год по всему городу таскаешь. А они просто отвратительные, убогие – вон, пальцы торчат. Прямоту Де я очень ценил, но новых ботинок не купил – замучился бы их разнашивать. Зато я послушался его советов во многом другом. *** В конце 50-х я любил ходить по местным галереям со своим хорошим приятелем Тедом Кэри. Мы оба хотели, чтобы нас нарисовал Фэрфилд Портер, и думали сэкономить: заказать ему парный портрет и потом разрезать его пополам. Но когда мы ему позировали на кушетке, он посадил нас слишком близко друг к другу, так что разрезать не получилось, и мне при- 9 Э. Уорхол, П. Хэкетт. «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» шлось выкупить долю Теда. Вот и в искусстве мы с ним оставались вместе, стараясь быть в курсе всего происходящего. Как-то позвонил мне Тед, очень возбужденный, и заявил, что видел в галерее Лео Кастелли картину вроде комикса и что мне нужно срочно самому сходить и посмотреть, поскольку это уж очень напоминает то, чем я сам тогда занимался. Мы встретились, зашли в галерею. Тед за 475 долларов собирался покупать там изоб- ражение лампочки работы Джаспера Джонса, так что мы запросто проникли в заднюю ком- нату, где я и увидел картину, о которой Тед мне рассказывал, – мужчина в ракете и девушка на заднем плане. Я поинтересовался у нашего провожатого, что это. Тот пояснил, что это работа молодого художника по имени Рой Лихтенштейн. Я спросил, что он о ней думает, и он ответил: – На мой взгляд, очень провокационно, вы не согласны? Тогда я рассказал ему, что делаю что-то похожее, и поинтересовался, не хочет ли он зайти ко мне посмотреть. Мы договорились на тот же вечер. Его звали Айвен Карп. К его приходу я убрал все свои коммерческие работы с глаз долой. Он ничего обо мне не знал, и незачем было афишировать мою рекламную деятельность. Я все еще работал в двух стилях – полиричнее, с жестикуляцией и словами в «пузырях», и пожестче, совсем без дей- ствия. Любил показывать и те, и другие – чтобы зрители сами сформулировали различия, а то я так и не был уверен, стоит ли насовсем избавляться от жестов, стремясь к отстра- ненности и анонимности. Я точно знал, что подписи к картинкам больше делать не хочу, – и стал практиковать занятия живописью под рок-н-ролльные хиты на сорокапятках, целый день на повторе, песни вроде игравшей в день первого визита Айвена – I Saw Linda Yesterday Дикки Ли. Музыка начисто выдувает из головы все мысли, и работаешь только на инстинкте. Подобным образом я использовал не только рок-н-ролл – и комбинировал радио с оперой, и телевизор включал (правда, без звука); а если и это не прочищало мозги в полной мере, открывал журнал, клал его рядышком и читал какую-нибудь статью, пока рисовал. Я был доволен, когда работы получались холодными и безличными. Айвен изумился, что я не слышал о Лихтенштейне. Но кто был действительно удивлен, так это я, – оказывается, кто-то еще работает в мультяшном и рекламном стиле! С Айвеном у нас сразу возникло взаимопонимание. Он был молодой, позитивный мыс- лящий. Всегда в настроении, на хорошей волне. Первые минут пятнадцать он внимательно рассматривал мои художества. Потом взялся классифицировать. – Вот с этими, прямолинейными, грубыми, – может, что-то и выйдет. С остальными – нет, это же просто оммажи абстрактному экспрессионизму. – Он рассмеялся и спросил: – Я не слишком резок? Мы долго говорили об используемой мною новой предметности; он считал, что мои работы должны вызвать сильный резонанс. Я просто сиял. Айвен умел вдохновлять людей, так что, когда он ушел, я перевязал красной ленточкой серию о Малышке Нэнси, которая ему больше всех понравилась, и отослал ему в галерею. В другой раз он привел каких-то сочувствующих, которые видели работы Лихтен- штейна у Кастелли. (Они тогда еще не выставлялись – просто неофициально висели в загаш- нике.) Несколько месяцев спустя я поинтересовался у Айвена, как он обзавелся этими рисун- ками Роя для галереи. Он рассказал, что однажды читал студентам лекцию о том, как оце- нить работы новых художников (как определиться, хочешь ли их выставлять), и тут в дверях появился нервный молодой человек с картинами в руках. Пришлось Айвену взглянуть на них прямо там, в проходе. Студентам не терпелось увидеть демонстрацию того, что он им только что описывал, они надеялись, сейчас им покажут настоящий класс – уверенность, 10
The list of books you might like
