333 удовольствия и 1000 проблем

89 Pages·2005·0.58 MB·Russian

by  Кабанова Е., Ципоркина И.

Инесса Ципоркина

333 удовольствия и
1000 проблем
«Желания — половина жизни»
Так сказал восточный мудрец Халиль Джебран, перебравшийся
накануне своего тридцатилетия в США. Видимо, вторую половину жизни
он решил провести не в желаниях, а в трудах. Что ж, можно сказать,
успел вовремя. Хотя кому-то наверняка покажется, что опоздал. Или
поторопился.
Люди по-разному относятся к охоте, которая пуще неволи. Или не
пуще. Для кого-то именно неприятности, которые доведется испытать в
ходе достижения желаемого, и «побочные эффекты», которые
неизбежно возникают после осуществления надежд — вот что становится
главным «отборочным критерием». Ну, не любит человек суеты и
проблем. Вот он и рад удовлетвориться чем попроще, лишь бы лишний
раз не подставляться и не рисковать тем, что уже имеет. Бухгалтер,
типичный бухгалтер. Другие по натуре брокеры: их трудности
восхождения не беспокоят, их беспокоит только невозможность
действовать, действовать незамедлительно, действовать постоянно,
благодаря или вопреки обстоятельствам. Заставьте их сидеть и — нет, не
просчитывать каждый свой шаг, поскольку разработка планов тоже
относится к действиям — а сидеть и рефлексировать: если у меня не
выйдет, то я потеряю то-то и се-то, а если выйдет — потеряю покой и
сон, потому что придется охранять свое приобретение… Брокеру от
раздражения недолго и язву заработать. А бухгалтер, наоборот,
подхватит сразу целый список неврозов и психозов, если его поместить в
атмосферу «быстрого реагирования».
Говорю же: подход к потребностям у каждого свой. Да к тому же с
возрастом отношение меняется. Например, в детстве-отрочестве-юности
на желания возлагаешь массу надежд: вроде как на Санта-Клауса,
который непременно в своей час заявится с подарками повсеместно — и
в квартиру без камина,[1] и в южное полушарие, и к шалуну, и даже к
довольно большому шалуну… Чем старше становишься, тем меньше
уверенности в обязательном исполнении желания. Ни хорошее
поведение, ни жалобные письма в Лапландию — ничто не даст уже
гарантии на своевременную «сбычу мечт».[2] А потом и вовсе начинаешь
понимать: не зря на Востоке есть пословица «Молись, чтобы Аллах не
исполнил твоих желаний». Потому что у каждого серебристого облачка
есть шанс превратиться в грозовую тучу. Или даже в торнадо.
О чем я говорю? Да все о том же — о непредсказуемых
последствиях. Причем непредсказуемых исключительно в силу
нежелания смотреть и видеть реальность. Когда ты вынужден принять
меры, дабы «разрулить» неприятную ситуацию, стараешься только,
чтобы потери оказались минимальными — ну, хотя бы не
запредельными. А по прошествии времени, вылезая из целого
архипелага дерьма, ощущаешь, конечно, не аромат роз, но, по крайней
мере, законную гордость: вот, справился, остался жив, получил
полезный урок и стал умнее. И вообще, я сильнее, чем целые горы этого,
которого! Получается, плату за кризисные, проблемные моменты нашей
жизни мы вносим бесперебойно и даже в некотором смысле охотно: так,
дескать, и должно быть, подобные ситуации не могут не влететь а
копеечку — и буквально, и фигурально… Ну, а что касается
диаметрально противоположных ситуаций? Когда мы раскрываем
объятья и ждем исключительно упоительных ощущений — и вдруг
обнаруживаем, что за упоением следует кое-что непредвиденное?
Что, если нас заставляют платить за удовольствие — притом и цену
назначают немалую? Какая тогда реакция? Какая-какая. Обида
смертная. Я-то думал, меня порадовать хотят, подарить наслаждение,
блаженство, радость жизни и все прочее незабываемое в том же роде. А
сами! Дали небольшую — прямо-таки мизерную — порцию удовольствия
и теперь намереваются ввергнуть меня, бедного-несчастного, в пучину!
То есть в бездну. Я спрашиваю, почему меня своевременно не
предупредили, что после обозначенных в списке наслаждений пищевого
характера у меня откроется диарея, после сексуальных — сформируется
комплекс вины, а после карьерных — от меня отвернуться старые
друзья? Где здесь соответствующие разъяснения?
Нету. Ибо не предусмотрено. Каждый из нас, отправляясь на охоту
за удовольствиями, пропускает мимо ушей вялые, нечеткие и на вид
бесполезные предсказания старших, в свое время уже получивших по
носу. И неизбежно получает дозу «похмельных явлений». Если
«изнанка» наслаждения не отобьет у «охотника» вкус к развлечениям,
он продолжает совершенствоваться в избранном занятии и становится,
например, плейбоем. А отобьет — перестанет заглядываться на опасную
«дичь» и превратится в резонера. Или в нытика, что бывает гораздо
чаще.
Но вообще, мало кто способен представить себе, какими на
поверку оказываются эти самые воплощенные мечты. И в массе своей
люди даже не разглядывают пристально, о чем им там возмечталось.[3]
Берут что дают — все, что официально признано симптом успеха. Почему
«симптомом»? Да потому, что личный успех, выстроенный по
общественному стереотипу — это как душевный недуг. И симптоматика
та еще: стойкая депрессия, необъяснимые приступы паники и агрессии
— и полное непонимание окружающих, что происходит. Вроде все
хорошо, а человек мучается. И на «ободряющие» высказывания типа
«Мне бы твои проблемы!» реагирует без оптимизма: глядит исподлобья,
весь как-то поджимается, морщится, будто вот-вот крикнет «На!!!» — и
вручит «утешителю» всю свою успешную, благополучную жизнь и все
свои воплощенные мечты…
А о чем мы, собственно, мечтаем? И чем отличается
индивидуальная мечта от стандартной. Только тем, что от последней
ничего, кроме разочарования, не бывает? Или есть еще какие-то
аспекты, которые мы не успеваем рассмотреть, кидаясь на амбразуру в
неглиже с отвагой? И что, наконец, лучше: как следует все обдумать,
взвесить и рассмотреть, отправляясь в дорогу за птицей счастья — тогда,
конечно, есть большой риск остаться дома и ничего не добиться, увязнув
в вечной нерешительности; или кидаться осуществлять все «начинанья,
взнесшиеся мощно», пока они не потеряли «имя действия»,[4] как Гамлет
предостерегал? Между прочим, ответ у меня имеется. И я не стану тянуть
до самого послесловия, чтобы наконец объявить его истомившейся
публике с торжественной придурью, словно Эркюль Пуаро,[5]
наслаждающийся ролью гениального безумца. Вот так и скажу, прямо
сейчас: для каждого конкретного случая и для каждой конкретной
личности — свой выбор. Единый и неделимый выход из положения —
суть единый и несуществующий философский камень, лекарство от всех
болезней и от всех задолженностей по всем счетам. Его не существует,
поэтому вопрос о нем активно обсуждается и будет обсуждаться впредь
— бесконечно.
Как я уже писала, вопросы, не решаемые в принципе, отлично
помогают ТВ заполнить эфир: чем бессмысленнее тема передачи, тем
острее обсуждение и тем активнее отклик. Волна писем и звонков типа
«А я считаю, что абонент Как-его-там, отвечавший на мнение гостя
передачи господина Мокростулова, который выразился по поводу
высказывания выступавшей до него госпожи Портянучкиной, что они все
неправы! Лично я бы никогда так не поступил!» — это называется
«массы подтянутся и включатся». Хуже нет, чем подтянуться и
включиться вместе с какими-то неведомыми «массами» в решение твоего
собственного, лично для тебя очень важного вопроса. Не дай бог
оказаться в строю и угодить в струю. Смоет, словно деревню Гадюкино.
Кое-кто из моих постоянных читателей наверняка уже удивлялся: и
чего это она так порицает массовый подход, стереотипы, общественные
нормы, традиционные установки? В некоторых случаях все это, как
известно, становится решающим… Ну, «решающий» не всегда означает
«оптимальный». А «массовый» никогда не означает «индивидуальный»,
то есть учитывающий личные потребности конкретного человека. И
значит, решение, принятое благодаря такому подходу, содержит
серьезные изъяны в каждом конкретном случае. Но мы, к сожалению,
чаще склонны влиться в «общественные настроения», нежели
отвоевывать «индивидуальные достижения». А зря. Почему именно, я и
собираюсь рассказать в своей очередной книге.
Театр невоенных действий
Когда я просматриваю свой дневник, меня охватывает странное
чувство. Жизнь юной девы в мегаполисе. Вылазки в стан врага,
встречные бои, обходные маневры, залегания в окопе, разведка боем. В
общем, книжечку в обложке из розовой кожи с золотыми виньетками и
мелованной бумагой, которую мне мама привезла из Вены, можно
обозвать дневником военных действий или дневником наблюдения за
природой… безумия. Но странно. Во всей этой заварушке я как рыба в
воде. Я не испытываю, даже находясь в эпицентре событий, ни страха,
ни безнадеги. Напротив, мне безумно любопытно: что будет дальше?
Весело и нисколечко не страшно.
Я не чувствую в себе особенной агрессии, но если жизнь
выбрасывает тебя на ринг — тебе придется вступить в борьбу. Хотя даже
на ринге, где прописаны правила, суетится рефери и поддерживают
секунданты, все равно — преимущество у того, у кого есть опыт уличной
драки. Схваток, в которых не взвешивают противников, где правил нет
или же те ежесекундно меняются — тут группа поддержки может тебе
изменить. В любой момент. Опыт, полученный в таких стычках, и есть
жизненный капитал хулиганки. А капитал не должен лежать, он должен
оборачиваться и приносить дивиденды.
Иной самоуверенный тип начинает спорить: женщина не должна
быть такой! Тем более девушка! Девушка должна быть другой! Какие
еще драки-ринги! Камелек, вязанье, свечка, печка, сверчок и шесток —
вот нормальное окружение нормальной особы женского пола. За стенами
терема родного, в уюте и безопасности, словно в Алмазном фонде,
должно деве пребывать. По крайней мере, в юности. Но мы, юные девы,
вовсе не такие уж эфирные созданья, чтобы залеживаться в сейфах и
засиживаться в теремах. Строить взаимоотношения, налаживать
общение, формировать окружение любой человек вынужден. Иначе
останется один, в какую компанию его ни помести.
Едва ли не самая важная задача — отношения с противоположным
полом. Нет, не с «мальчиками», а с парнями, с мужиками, с теми самыми
«грубыми волосатыми животными», от упоминания коих трепещут
старые девы. Не то в страхе трепещут, не то… Словом, о
взаимоотношениях с мужчинами — следующая часть моего
повествования. И далеко не всегда речь идет о любви. Иной раз…
Впрочем, все по порядку.
Помните Мирру, мою приятельницу Мирру, журналистку-садистку?
Ту самую, которая привела меня в сказочный телемир — именно для
того, чтобы показать: этот мир реален и «с исподу» нисколечко не
хорош? Если не помните, то прочтите о ней в «Боксе, лохотроне и
кодексе самурая». А заодно и про другую мою знакомую
представительницу мира прессы — про Сероухову по прозвищу
Сероушка. Они обе еще всплывут в моем повествовании.
Итак, со временем я оценила все преимущества сотрудничества с
Миркой. Писать мне было не трудно, а с ее легкой руки можно было
попасть на крутые тусовки. Вначале мне страшно нравилось: было куда
выгуливать шмотки, нравилось трепаться, дурачиться, знакомиться,
нравилось, что вот так, запросто, вокруг меня ходят люди «из
телевизора» или те, кто делает этих людей. Когда мне это наскучило, я
начала ловить кайф оттого, что чувствовала себя умной, циничной и
знающей всему цену. Потом мне и это стало надоедать, и гораздо
быстрее, чем я даже могла предположить. Я не получала
адреналинового допинга, шатаясь по тусовкам, как престарелая
Сероушка. Я не млела от общения со знаменитостями: чаще всего они
оказывались людьми либо не очень умными, либо уныло банальными.
Оно и понятно: рассыпаться фейерверками эмоций и острот перед
каждым журналистом не станешь. Слишком много нас развелось.
Поэтому единственное, что удерживало меня в этих местах — это
заработок. Я постепенно внедрялась во взрослую жизнь. Училась идти на
компромисс, заниматься рутиной, с приятной улыбкой терпеть общество
неинтересных лично мне людей, и что-то подсказывало мне: дальше
удельный вес неприятных занятий будет все увеличиваться и
увеличиваться. С этими невеселыми мыслями я и отправилась на
очередной показ мод очередных младых талантов, коими в последнее
время стал так обилен fashion-бизнес. Приехала я в клуб с опозданием,
но тут и не думали еще начинать. Зато щедро раздавали спиртное:
официанты с особой навязчивостью обносили всех крюшоном, который
бармены под стойкой разливали по стаканам алюминиевыми
половниками. Я пропустила пяток заходов, на шестой поддалась: быстро
справилась с содержимым стакана, потом взяла еще. Показ не начинали.
Я маялась от скуки, вяло отшивала от себя какого-то парня со смутно
знакомой физиономией. Он был явно из тех заядлых тусовщиков,
которые обожают позировать для светской хроники и мозолить глаза. А
потому считают себя всем родными.
На помощь мне пришла неожиданно возникшая из толпы Сероушка.
Увидев знакомую личность с представителем мужского пола, Сероушка
втянула живот, расправила плечи и покачивая бедрами двинулась к нам.
Приве-е-ет! — и под Сероушкиным носом приклеилась улыбка, —
Откуда я вас знаю? — Сероушка понизила голос, наклонившись к моему
собеседнику.
Парень самодовольно ухмыльнулся:
Ох, уж этот шоу-бизнес, меня знают все!
Я так и поняла, — растягивая гласные, пропела Сероушка, — Я же
профессионал!
А вот ваша подруга не хочет меня признавать. У нас с ней полчаса
беседа не клеиться.
Предпочитаю отличаться от всех, — отрезала я, — «Другие —
вообще кошмарная публика».
Естественно, ни парень, ни Сероушка не вспомнили, что это цитата
из Уайльда,[6] и тут же оба признали меня автором этого афоризма. И
обиделись.
Ляля, хамить — непрофессионально! — попыталась отчитать меня
Сероушка.
Еще бы! У проституток это первое правило хорошего тона!
Какая ты противная, — вынужденно захихикала Сероушка и
подвинулась поближе к всеобщему знакомцу, — Давайте не будем
обращать на нее внимание. Вы здесь по делу или отдыхаете?
Хотел развлечься, но не сложилось. Я пошел. Пока.
Рыбка сорвалась с Сероушкиного крючка и растворилась в мутных
водах тусовки.
Ну, ха-а-ам, — обалдело промямлила Сероушка, — правильно ты
его отшивала.
Меня всегда поражала эта манера у дамского контингента. Вначале
в припадке соперничества они на тебя наезжают, а через две минуты,
оказавшись в полном дерьме, тут же начинают жаловаться тебе на
«жись» как лучшей подруге по горькой бабьей доле. Сероушка в
состоянии полного облома сидела грустная, притихшая. Очевидно,
мысленно она уже строила планы на бурную ночь с незнакомцем. Я
цапнула у проходящего мимо официанта еще парочку крюшонов. Один
протянула Сероушке:
Хорошо, что отвалил. От таких козлов больше мороки, чем пользы,
и в штанах у них одна мелочь звенит.
Точно-точно, — ухмыльнулась Сероушка. Она уже приходила в
себя. Сняла с подноса еще официанта еще два стакана. Один протянула
мне. — Пошли места занимать, — обратилась она ко мне уже
покровительственным тоном, — они сейчас начнут.
И мы стали пробираться через размякшую пьяную толпу к местам
для прессы.
На каждом стуле лежало по релизу, смачно описывавшему
творческие потуги молодых дизайнеров. Будто бы для создания своей
коллекции они и философией буддизма проникались, и на льды
Исландии глазели, и своими крестными отцами в моде объявили
«Виктора и Рольфа»,[7] а идеалом женщины, конечно, Уму Турман.
Дальше я прочесть не смогла, потому что погасили свет, заиграла
музыка и на подиум вышли модели. Через пару минут я поняла, на что
рассчитывали устроители дефиле и почему так затягивали начало
показа. За те полтора часа времени они постарались влить в публику как
можно больше спиртного для примирения с действительностью. Может,
на кого и подействовало, а со мной получилось точь-в-точь как в старом
анекдоте: «Не, я столько не выпью!» И хотя у меня было полное
ощущение, что крюшон тихонько выливается у меня из ушей, а в глазах
вместо зрачков — ягодки из хмельного напитка, словно я не я, а
игральный автомат, — так вот: для примирения с увиденным мне было
явно недостаточно.
Все, что понадобилось парочке молодых дарований для
вдохновения, было взято из клипа двухлетней давности одной
молодежной группы. Дуэт наших модельеров честно ободрал шведский