Мировой кризис 1911-1918

689 Pages·14.271 MB·Russian

by  Черчилль Уинстон.

МИРОВОЙ КРИЗИС

1911 – 1918.

Уинстон С. Черчилль.

Сокращѐнное и пересмотренное издание
С дополнительной главой о сражении при Марне.

Переведено Crusoe (crusoe.livejournal.com), 2005 – 2010г, с издания:

―The World Crisis, 1911-1918‖ (Paperback) by Winston Churchill (Author), Martin
Gilbert (Introduction). Free Press, Published by Simon & Shuster New York

ISBN-13: 978-0-7432-8343-4
ISBN-10: 0-7432-8343-0

Сладка дрѐма в поле ровном
Лето. Тишь. Солнцеворот.
В сон ворвался рокот дробный -
Барабан далѐкий бъѐт.

Дроби мечет – выше, ниже,
Между солнцем и травой
Братья-други пушкам в пищу
Маршируют на убой.
"Шропширский парень", XXXV.1

1 Везде, где это отдельно не указано, перевод Crusoe.
Стр. 1
Оглавление.
Предисловие.
Часть первая.
Глава 1. Чаша гнева. 1870-1904.
Глава 2. На пути к Армагеддону. 1905-1910
Глава 3. Агадир.
Глава 4 В Адмиралтействе.
Глава 5. Фронт Северного моря.
Глава 6. Ирландия и европейское равновесие.
Глава 7. Кризис. 24-30 июля.
Глава 8. Мобилизация флота. 31 июля – 4 августа.
Глава 9. Война: переправа армии. 4 – 22 августа 1914.
Глава 10. Вторжение во Францию.
Глава 11. Марна.
Глава 12. Война на море.
Глава 13. Антверпен и порты Канала.
Глава 14. Лорд Фишер. Октябрь и ноябрь 1914.
Глава 15. Коронель и Фолкленды. Октябрь, ноябрь и декабрь 1914.
Глава 16. Бомбардировка Скарборо и Хартлпула.
Глава 17. Турция и Балканы.
Часть вторая.
Глава 18. Тупик на Западе.
Глава 19. Происхождение танков и дымов.
Глава 20. Выбор.
Глава 21. Бой у Доггер-банки, 24 января.
Глава 22. Переоценка и окончательное решение.
Глава 23. Генезис армейской атаки.
Глава 24. Падение внешних портов и второе предложение Греции.
Глава 25. Новое решение.
Глава 26. Восемнадцатое марта.
Глава 27. Адмирал де Робек меняет план.
Глава 28. Первое поражение субмарин.
Глава 29. Растущие неудовольствия.
Глава 30. Битва на пляжах. 25 апреля 1915 года.
Глава 30. После высадки.
Глава 32. Падение правительства.
Глава 33. Опускается тьма.
Глава 34. Дни Сувлы.
Глава 35. Руины Балкан.
Стр. 2
Глава 36. Отказ от Дарданелл.
Глава 37. Итоги и последствия 1915 года.
Часть третья.
Глава 38. Кровавое состязание.
Глава 39. Выбор Фалькенхайна.
Глава 40. Верден.
Глава 41. Ютланд: завязка.
Глава 42. Ютланд: бой.
Глава 43. Сомма.
Глава 44. Разгром Румынии.
Глава 45. Вступление Соединѐнных Штатов.
Глава 46. Эксперимент генерала Нивеля.
Глава 47. В министерстве вооружений.
Глава 48. Британия справляется с субмаринами.
Глава 49. Сосредоточение германцев на Западе.
Глава 50. Двадцать первое марта.
Глава 51. Кульминация.
Глава 52. Расплох Шмен-де-Дам.
Глава 53. Начало отлива.
Глава 54. Тевтонский коллапс.
Глава 55. Победа.
Приложение.
Стр. 3
Предисловие.
За десять послевоенных лет я написал четыре тома, теперь они сведены к одной
книге. Я давно желал соединить материал в единое целое и придать работе форму,
удобную для широкого читателя. Книги предыдущего издания выходили с интервалом в два
года: отсюда неизбежные повторы и диспропорции. Между тем, на свет успели появиться
множество печатных трудов, и сегодняшний читатель знает не в пример больше. В новом
издании весь материал переработан, и продолжительное повествование получило сжатую
форму. Я не увидел нужды в существенном изменении фактической основы, принципы
изложения и выводы остались теми же, что и были. Основные документы перепечатаны в
неприкосновенности. Вместе с тем, удалены масса технических подробностей и некоторые
оправдания моей собственной деятельности, потерявшие смысл за десять послевоенных
лет. Я уделил первостепенное внимание главной теме повествования и отодвинул частные,
связанные с моей работой, вопросы.
Тем не менее, и повсюду, где это оказалось возможным, использованы новые
сведения. Эпизод с отставкой лорда Фишера несколько изменѐн. Теперь я вижу дело по
иному, разоблачения в мемуарах Асквита и биографы самого Фишера осветили поведение
старого адмирала куда как менее милосердным светом. Я изучил новейшие и достоверные
материалы и существенно дополнил рассказ о великих битвах во Франции. Но суть моих
взглядов не изменилась, и я остаюсь при прежней критике ошибок военного времени в
морских, военных и политических делах.
Новая редакция выдержана в едином стиле: автор, в меру своих сил, следует
методам Дефо и использует композицию «Записок кавалера». Исторические эпизоды
нанизаны на прочную нить беспристрастных воспоминаний. Работа не претендует на
всеобъемлющий охват событий, но поможет увидеть ключевые проблемы и важнейшие
решения в неимоверной массе материалов о войне. Я вознамерился и постарался –
усердно и честно – раскрыть перед читателем ход и подоплѐку военных дел. Случилось так,
что большая часть десяти или даже двенадцати лет моей жизни во времена Великой войны
прошла за работой на ответственейших постах: первый лорд Адмиралтейства, министр
военного снабжения. Я жил в потоке грандиозных событий и досконально знаю их
подоплѐку.
Читатель найдѐт в книге факты, цифры и выводы: я ручаюсь за их достоверность.
Отдельные тома переведены на семь, а то и более, языков, они стали предметом критики и
обсуждений в тысячах статей. Но я не желаю переделок - малозначительные вопросы по
существу общих выводов не дают к тому повода, перед вами завершѐнный труд и я уверен,
что историки будущего не поколеблют его в неотъемлемых основах.
Уинстон С. Черчилль,
Чартвелл, Кент.
1 июля 1930.
Стр. 4
Часть первая.

Моей жене.
Глава 1. Чаша гнева. 1870-1904.

В благословенные дни королевы Виктории мало кто мог вообразить будущее с его
жестокими испытаниями и великими победами. Граждане привычно толковали о славе
британской империи, восхваляли Провидение за заботу, за спокойное довольство, за
благополучное избавление от многих опасностей длинного пути.
История военных усилий британского народа в изложении для школьников,
оканчивалась на падении Наполеона; казалось, что ничто на море и суше не может
превзойти величия Ватерлоо и Трафальгара. Невиданные, небывалые виктории мнились
предназначением, подобающим финалом долгой юдоли островного народа, исходом
тысячелетних дерзаний, завершением пути от малости и слабости к мировому главенству.
Три раза за три столетия Британия спасала Европу от военного порабощения. Три страны,
Нидерланды, Бельгия и Люксембург троекратно оказывались в лапах военных насильников -
Испании, французской монархии, французской империи - и трижды, Британия, оружием и
политикой, в союзах и в одиночестве, опрокидывала агрессора. Всякий раз борьба
начиналась при полном превосходстве врага, каждая схватка затягивалась на долгие годы,
Англия рисковала всем и всегда выигрывала; последняя победа стала и величайшей: мы
обрели еѐ среди грандиозных руин, в битве с неприятелем самой ужасной силы.
Именно такими словами учитель завершал урок; как правило, на этом заканчивался и
учебник. История показывает как страны и империи поднимались к зениту могущества,
блистали, перерождались, терпели крах. Со времѐн королевы Елизаветы, Англия,
троекратно и успешно, преодолела один и тот же путь, прошла через одну и ту же
последовательность грандиозных событий: мыслимо ли четвѐртое повторение?
Вообразимы ли дела куда как большего размаха? Но случилось и мы, живущие сегодня,
тому свидетели.
Неимоверная мощь противоборствующих сторон и чудовищные средства разрушения
отличают Великую войну от боевых схваток древности; предельная безжалостность – от
войн современности. Военные кошмары всех времѐн явились разом, одновременно и
мирное население, наравне с солдатами, нашло себя в их гуще.
Великие державы отринули просвещѐнность перед угрозой самому государственному
бытию. Германия встала на путь террора, распахнула врата ада, и жертвы насилия пошли
за ней следом, шаг за шагом, в отчаянном и понятном желании мести. Каждый случай
поругания человечности, любой отход от норм международного права побуждал к ответным,
новым репрессалиям, нарушителю воздавалось надолго и сторицей. Борьба шла
непрерывно, без перемирий и переговоров. Раненые солдаты умирали на нейтральной
полосе среди гниющих мѐртвых тел. Торговые и нейтральные суда, плавучие госпитали шли
на морское дно; тонущих предоставляли собственной участи, удержавшихся над
поверхностью вод расстреливали. Счѐт шѐл не на отдельных людей, но на целые народы и
их морили голодом: истово, чохом, без различия пола и возраста, в надежде привести к
покорности. Артиллерия крошила города и памятники. Бомбы падали, не разбирая цели.
Стр. 5
Ядовитые газы многих сортов душили и жгли солдат, для кремации живых людей выдумали
особый, жидкий огонь. Объятые огнѐм человеческие останки падали с небес, моряки
медленно умирали от удушья в темноте морских глубин. Военным усилиям мешало лишь
оскудение людского поголовья. Не армии, но народы потерпели в годах борьбы и бежали с
единого, огромного поля брани; вся Европа, большая часть Азии и Африки обратились в
сплошное военное ристалище. К концу битвы, для христианнейших, просвещѐнных и учѐных
государств остались лишь два запрета - на пытки и каннибализм: в них не было
практической пользы. Но мужественные сердца людей вынесли всѐ: мы, наследники
каменного века, потомки покорителей природы с еѐ тварями и катаклизмами, приняли
ужасную, братоубийственную муку в неожиданной стойкости. Разум высвободил душу из
средневековой робости и человек вышел на смерть в природном достоинстве. Нервная
организация людей двадцатого века вынесла моральные и физические тяготы непосильные
для наших примитивных предшественников. Человек остался непоколебим в непрерывной
череде испытаний, он шѐл в ад бомбардировок, возвращался из госпиталя на фронт,
выходил против стай голодных субмарин и не терял себя, но нѐс через муки свет здравого и
милосердного разума.
В начале двадцатого века никто не замечал скорости развития цивилизации. Народы
познали свою истинную силу лишь в конвульсиях битвы. И после первого года войны вряд
ли кто-то понимал, какие ресурсы – воинские, материальные, духовные, неимоверные,
почти неисчерпаемые - стоят за каждым из противников. Чаша гнева переполнилась,
накопленная мощь хлынула через край богатых закромов. Цивилизованные сообщества
наливались соками со времени наполеоновских войн и почти не мерились силами с 1870
года. Местами и временами случались военные эпизоды. По поверхности, плавно и
непрерывно подъемлемой приливом, пробегало и спадало волнение. Ужасный звук труб
Армагеддона застал человечество в невиданных доселе силах, в состоянии,
невообразимом и для самого оптимистичного ума прошлого, в неустрашимости,
выносливости, способности мыслить, заниматься науками и машинерией, в умении
организовывать дела.
Викторианская эпоха прошла в накоплении общественных средств, но росли не
только груды материальных ценностей: весь мир развивал и умножал элементы и факторы
государственной силы. Образование распространялось среди многомиллионных народных
масс. Наука отпирала неисчерпаемые кладовые природы. Перед нами распахивались
двери, одна за другой. Человечество несло свет в тѐмные и загадочные прежде ходы,
разрабатывало и открывало для общего пользования штольню за штольней, штрек за
штреком и в каждой галерее находились ходы в две новые, а то и более. Каждое утро мир
узнавал о запуске новых машин. Наступал вечер, время отдыха и ужина, но машины
продолжали работу. Мы спали, а колѐса продолжали крутиться.
Общественный разум не отставал. Дизраэли говорил о начале девятнадцатого
столетия: «В те дни Англия была домом для немногих – для очень немногих». Каждый год
правления Виктории разрушал и двигал границы. Каждый год новые тысячи частных людей
задумывались о своей стране, о еѐ истории, обязанностях перед прочими державами, перед
миром, перед будущим и осознавали огромную меру личной ответственности за наследство,
полученное по праву рождения. Каждый год широкое сообщество квалифицированных
рабочих получало изрядную порцию новых материальных довольств. В какой-то мере,
прогресс облегчил и трудный удел народных масс. Улучшилось здоровье и телосложение
популяции тружеников, жизнь мастерового и его детей стала светлее, умножились гарантии
Стр. 6
на случай некоторых, самых тяжких ударов судьбы, пролетарий заметно вырос числом.
Взревели трубы войны и у каждого класса, у всех чинов и званий нашлось что-то для
отечества. Одни предоставили нуждам страны свой ум, другие – богатство, кто-то вложил в
дело энергию и азарт предпринимательства, иные – замечательную личную храбрость,
упорство силы, терпение слабости. Но никто не дал большего и с большей охотой, чем
простые люди - женщины и мужчины, без никаких сбережений, с единственным источником
пропитания – нерегулярным месячным жалованием, с имуществом из скудной домашней
утвари и носимой одежды. Они живо различали добро и зло, хранили верность привычным
знамѐнам, любили и гордились отечеством. Именно они отвели от нас беду в долгих
испытаниях: мир не видывал подобных людей.
Но эволюция не остановилась у какой-то государственной границы. Во всех
суверенных странах, малых и великих, неуклонно рос национализм и поднимался
патриотизм; во всех государствах, свободных и несвободных, бытовали законные
организации и институты – объединения граждан, они пестовали народное чувство и
придавали ему вооружѐнное направление. Не пороки, но более добродетели национального
духа, получив неверное или вредное развитие от правителей, привели их к гибели, а мир - к
катастрофе.
Насколько велик грех правителей, в чѐм, на деле, повинны руководители Германии,
Австрии, Италии, Франции, России, Британии? Можем ли мы предположить в этих
высокопоставленных и ответственных людях злокозненные намерения и волю к исполнению
чѐрного дела? Если изучение причин Великой войны и вызывает какие-то эмоции, то это,
прежде всего, ощущение скверного контроля человека над ходом дел мировой важности.
Прекрасно сказано – «людям более чем свойственно ошибаться в своих планах». Не будем
спешить с обвинением побеждѐнных во всех грехах, равно как и с полным оправданием
победителей, но вообразим самого компетентного человека: ум его не безграничен,
авторитет пререкаем, он действует среди общественного мнения и может работать над
трудной задачей лишь временами, урывками; поставим полномочного эрудита перед
сложнейшей задачей, перед проблемой, много выше его возможностей, задачей огромной,
переменчивой во времени, с неисчислимым количеством деталей – вообразим всѐ это и
задумаемся. Более того - одно событие влекло за собой другое и никто не смог разорвать их
цепи. Германия тащила всех за собой, в жерло вулкана, бряцая оружием, упорно,
безоглядно и грубо. Это истина, но непременное и яростное негодование России и Франции
двигалось Германией и ею же двигало. Что могла предпринять Британия? Возможно, что
какие-то уступки в материальных интересах, некоторые обязывающие шаги - дружеские и,
вместе с тем, непреклонные - могли бы своевременно примирить Францию с Германией и
дать миру великий союз: единственный способ сохранить спокойствие и процветание
Европы. Я не могу этого утверждать, но знаю лишь одно: мы, со всевозможными усилиями
вели страну в сгущающихся сумерках вооружѐнного мира, старались уйти от войны сами и
отвести прочих, но когда случилось – прошли через шторм и спасли Британию.
Вражда Франции и Германии началась издавна, здесь нет нужды перечислять
древние инциденты, писать историю столетних конфликтов, равно как и оценивать правоту
или провокативность действий той или иной стороны. Откроем историю Европы с новой
главы: 18-го января 1871 года, Версальский дворец, германский триумф, провозглашение
единой немецкой империи. Звучат слова: «Европа потеряла госпожу и обрела хозяина». В
мир вошла молодая, могучая держава с основанием в обильном населении, вооружѐнная
Стр. 7
науками и познаниями, организованная для войн и коронованная победой. Истощѐнная,
побитая, расчленѐнная, одинокая Франция, обречѐнная глубоким и усугубляющимся
демографическим упадком, лишилась Эльзаса, Лотарингии и ушла на второй план, в
изоляцию, со стыдом и в скорби об утраченной славе.
Но вожди германской империи не питали иллюзий и видели в поверженном
антагонисте грозный нрав и непреклонную решимость. «То, что мы добыли оружием за
полгода – говорит Мольтке – придѐтся защищать оружием полвека, чтобы не потерять
снова». Бисмарк, с его рассудительностью, пожелал ограничиться Эльзасом, но военные
вынудили взять вдвое; германский канцлер встревожился и с той поры, до конца
политической карьеры, предвиденье мрачного будущего не оставит его.
В 1875 году Германия вознамерилась вновь сокрушить возрождающуюся Францию.
На этот раз, настроение мирового сообщества и решительное противодействие Британии
обуздали Бисмарка и канцлер, с присущими ему энергией и талантом, приступил к защите
германского господства и имперских завоеваний системой международных союзов. Он знал,
что цена мира с Францией слишком высока для Германии. Он понимал, что его детище,
новая империя, не уйдѐт неизбывной ненависти грозного народа. Он видел непререкаемый
императив и, с необходимостью, выводил из него следствия. Германия не могла позволить
себе более врагов. В 1879 году, канцлер заключил союз с Австрией. Через четыре года
партнѐрство расширилось до Тройственного союза: Германия, Австрия, Италия. Секретный
договор 1873 года вовлѐк в альянс Румынию. Но одной страховки категорически не хватало:
потребовался и появился договор перестраховки. Тройственный союз не помогал канцлеру
в его главном страхе: возможной коалиции Франции и России. Он понимал, что ничем не
сбалансированное объединение с Австрией нѐсѐт в себе естественные предпосылки
франко-русского сближения. Не стоит ли поработать над союзом трѐх императоров –
германского, австрийского и русского? Это принесѐт ошеломительные преимущества и
прочную безопасность. Прошло шесть лет; в 1887 году, интересы России и Австрии
столкнулись на Балканах, конфликт разрушил главную, безукоризненную схему Бисмарка и
канцлер – за неимением лучшего – обратился к договору перестраховки с Россией. Договор
защитил Германию от агрессии со стороны объединѐнных России и Франции. Другая
сторона, Россия, упрочилась на Балканах: австро-германский союз обязался не
препятствовать русским интересам на полуострове.
Канцлер шѐл на предусмотрительные меры и пускался в умелые предприятия с
целью дать Германии мир и довольство плодами победы. Система Бисмарка предполагала
обязательную и постоянную дружбу с Великобританией. Это диктовалось необходимостью:
все знали, что Италия никогда не пожелает войти в какие-либо дела, чреватые войной с
Англией; сегодня нам известно, что Рим настоял и выразил свою волю в особой статье
оригинального, секретного текста договора о Тройственном союзе. Поначалу, Британия
весьма благоволила альянсу трѐх. Франция лечила раны в изоляции, Германия
утвердилась в положении континентального гегемона и пользовалась всеми
преимуществами бурного индустриального развития: так прошѐл конец девятнадцатого
века. Политика Германии поощряла Францию искать утешения в колонизации новых земель:
Бисмарк уводил Францию из Европы и, попутно, способствовал удобным для Германии
франко-британским трениям и соперничеству.
В Европе стало сумрачно, но тихо, Германия процветала в мощи и великолепии – так
продолжалось двадцать лет, до 1890 - года падения Бисмарка.
Стр. 8
Железный канцлер ушѐл от долгих трудов, и новые власти кинулись крушить его
совершенную политическую конструкцию. Скверное турецкое управление довело Балканы и
Ближний Восток до опасной точки возгорания. Прилив пан-славянизма и сильное
антигерманское общественное течение в России набирали силу и размывали основание
договора перестраховки. Рост германского аппетита сопутствовал процветанию страны.
Европы более не хватало, империя обратила взор к колониям. Германия превзошла всех в
армии и задумалась о флоте. Молодой император, свободный от опеки Бисмарка, нашѐл в
преемнике канцлера – Каприви – и новых государственных чинах меньшего ранга
обходительных помощников; началось радостное освобождение от обузы гарантий и
предосторожностей: от опор германской безопасности. В виду Франции, постоянного и
явного врага, император отбросил договор перестраховки с Россией и, через несколько
времени, начал соперничать с Британией на морях. Два роковых решения положили начало
медлительным процессам; прошли годы, пришло время, и мир увидел результат.
В 1892 году дела пошли вопреки всей политике Бисмарка. Россия и Франция
заключили военную конвенцию. Союз не имел немедленного эффекта, но, на деле, изменил
Европу. С этого времени, бесспорное - и благоразумное - господство Германии на
Континенте сменилось балансом сил. В Европе образовались две мощные комбинации, два
объединения безмерных военных ресурсов; они соседствовали, медленно оборачиваясь
друг против друга.
Перегруппировка великих держав причинила Германии заметное неудобство, ничуть
не угрожая войной. Настроение Франции не претерпело изменений, страна не могла не
мечтать о возврате отнятых провинций, но французский народ – миролюбивый в своей
основе, все его общественные слои помнили о страшных последствиях войны и об ужасной
мощи Германии.
Более того, Франция не полагалась на Россию в обстоятельствах одностороннего
конфликта с Германией. Договор подписан, но начинает действовать лишь в случае
германской агрессии. Что значит «агрессия»? Основательно вооружѐнные стороны сходятся
в споре: в какой именно момент тот или этот спорщик становится агрессором? России, по
любому счѐту, остаѐтся широкое поле для действий по собственному усмотрению, она
рассудит дело и примет во внимание все обстоятельства, но рассуждения пойдут под
возможный аккомпанемент заявлений о чужой для страны войне и миллионах русских
жизней. Слово царя, конечно же, твѐрдо. Но попытка бросить нацию в доблестную и
непопулярную битву иногда губит и царей. Политика великой страны, чрезмерно зависимая
от настроения одной-единственной персоны, может совершенно измениться с устранением
этого властного человека.
Итак, германское давление давало многие поводы к началу войны, но Франция не
была вполне уверена в непременном выступлении России.
Так выглядел баланс сил, пришедший на смену несомненному доминированию
Германии. Британия осталась вне обеих систем, нас защищало подавляющее и до поры
неоспоримое превосходство на морях. Ясно, что позиция Великобритании имела особую
важность: наш переход в тот или иной лагерь обеспечивал союзникам Англии решающее
преимущество. Но лорд Солсбери не выказал желания воспользоваться благоприятной
ситуацией. Он продолжал следовать традиционным курсом: дружелюбные отношения с
Германией и невозмутимая отстранѐнность от запутанных дел Континента.
Германия с лѐгкостью отошла от России, но отчуждѐнность в отношениях с Англией
Стр. 9
укоренилась, хоть и дала всходы далеко не вдруг – понадобилось время, чтобы постепенно
разорвать и разрушить многие связи и основания. Великобританию и ведущую страну
Тройственного союза накрепко связывало многое: родство царствующих фамилий,
естественность коммерческих отношений, старинный англо-французский антагонизм,
память о Бленхейме, Миндене и Ватерлоо, долгие споры с Францией о Египте и колониях,
русско-британское недоверие в азиатских делах. Английская политика не препятствовала
Германии в новых колониальных устремлениях: мы не раз, как, например, в случае с Самоа,
активно помогали немцам. Солсбери полностью откинул соображения стратегии и обменял
Гельголанд на Занзибар. Германская дипломатия не отличалась любезностью ещѐ при
Бисмарке. Немцы постоянно искали нашей помощи, одновременно напоминая, что иных
друзей у Британии нет. Они пытались впутать нас в мелкие неприятности с Францией и
Россией. Каждый год Вильгельмштрассе пытливо искало на Сент-Джеймском дворе новых
услуг и уступок – ежегодный аванс в уплату за добрую дипломатическую волю. Каждый год
немцы пакостили нам в делах с Францией и Россией под нравоучения о счастии для
Британии – страны глубоко непопулярной и окружѐнной могучими врагами - иметь друга в
лице Германии - ведь кто бы в Европе считался с Англией, исчезни или переметнись на
другую сторону германская помощь и влияние? За двадцать лет подобных манифестаций в
Форин офисе успело вырасти и проникнуться стойким антигерманским духом целое
поколение британских дипломатов.
Дипломаты стенали, но Англия шла традиционным политическим курсом. Империя
беспечно взирала на колониальное распространение Германии. Растущий градус торгового
соперничества не шѐл ни в какое сравнение с ростом и значением взаимной коммерции. Мы
нашли друг в друге наилучших во всей Европе торговых клиентов.
В 1896 году, после рейда Джеймсона, император Германии поздравил президента
Крюгера известной телеграммой: сегодня мы знаем, что послание не было личной
инициативой кайзера, но государственным решением. Британия ответила лишь
кратковременной сердитой вспышкой. Обратимся к времени бурской войны: приступы
германского гнева и попытки сколотить антибританскую коалицию из государств Европы не
отвратили Чемберлена от идеи союза с кайзером; в том же, 1901 году, Форин Офис
предложил включить в альянс Японии и Британии третью страну – Германию. В те времена,
франко-британские разногласия были чуть ли ни серьѐзнее британо-германских, а на наше
морское превосходство всерьѐз не покушалась ни та, ни другая сторона. Мы равно отстояли
от Тройственного союза и франко-русской конвенции и не имели желания ввязываться в
континентальную свару. Старания Франции вернуть потерянные провинции не находили
отклика ни в одной политической партии, английское общество оставалось к ним
безразлично. Мысль о сражениях британской армии на Континенте против могучих
европейских врагов воспринималась всеми как верх глупости. Лишь угроза главному
жизненному нерву Британской империи могла прервать наше безмятежное и терпимое
безучастие в континентальных делах. И угроза воспоследовала.
«Среди великих держав лишь Англии непременно нужен сильный союзник на
Континенте и она не найдѐт лучшего, чем объединѐнная Германия; никто, кроме нас, не
отвечает всей совокупности британских интересов: мы никогда не притязали на власть над
морями» – так завещал Мольтке.
С 1873 по 1900 год флот Германии ничуть не намеревался войти в необходимую для
«войны с великими морскими державами» силу. Но 1900 год стал переломным: Германия
Стр. 10