Русские мемуары: Избр. страницы, 1826-1856 гг.

754 Pages·1990·23.816 MB·Russian

by  И.И. Подольская (ред.-сост.)

РУССКИЕ
МЕМУАРЬI
ИЗБРАННЫЕ СТРАНИЦЫ
1826-1856
гr.
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА•
1990
84 р 1
р 89
Составление,
вступительная статья,
б::ографические очерки и примечания
и. и. подо л ь с к ой
JSBN 5-253-00071-2
© Издательство •Правда•. 1990. Составление. Вступительная
статья. Биографические очерки. Примечания.
НИКОЛАЕВСКАЯ ЭПОХА В СВИДЕТЕЛЬСТВАХ
МЕМУАРИСТОВ
« ... ибо и власть самодержцев
имеет свои пределы».
Н. М. К ар а м з ин
Рассказывают, что, узнав о заговоре будущих декабристов,
Александр I сказал И. Васильчикову: «Если все эти мысли так
распространились, то я первый тому причиной» 1• И отказался
преследовать вольнодумцев. Как ни плох был конец Алексан­
дрова царствования в сравнении с его «прекрасным началом:.
(слова Пушкина), ему было далеко до того мрака, который оку­
тал Россию с воцарением нового императора.
Николай I был первым в России, кто решился наказать
.�юдей за помысел, тем самым приравняв его к поступку.
На протяжении царствования Николая мысль действительно
осознается как поступок, но уже не только самодержцем, а
силами молодой России, противостоящими его самовластью.
Негласный запрет налагается как бы на самое мысль, и все,
что молчит и не славословит, вызывает раздражительное подо­
зрение.
Герцен, ненавидевший Николая с той испепеляющей душу
силой, с какой можно ненавидеть только тирана, утверждал,
что император постоянно пробовал, имеет ли его взгляд свойст­
во гремучей змеи -останавливать кровь в жилах. Кажется,
дочь Николая выдерживала это испытание, зато под его
мертвящим взглядом затихла и замерла вся Россия. Недаром
царствование Николая так бедно событиями: парализованная
страна бездействовала, «народ безмолвствовал», общество,
по выражению А. В. Никитенко, быстро погружалось в вар­
варство, «тиран гремел, грозили казни» (Лермонтов). Нико­
лай 1 «ничего не создал, кроме самодержавия для самодер­
жавия» 2.
М. Е. Салтыков-Щедрин в своем Угрюм-Бурчееве, градона­
чальнике города Глупова, сконцентрировал, как в фокусе, глав­
ные черты Николая: «Он был ужасен. < ... > Совеrшенно без­
звучным голосом выражал он свои требования, и неизбежность
их выполнения подтверждал устремлением пристального взора,
в котором выражалась какая-то неизреченная бесстыжесть. Че­
ловек, на котором останавливался этот взор, не мог выносить
его. Рождалось какое-то со!!сем особенное чувство, R котором
п0рвенствующее значение принадлежало не столько инстинкту
1 С о л логу б В. А. Повести и воспоминания. Л., 1988, С. 364.
2 Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М" 1957. Т. 12. С. 130.
5
личного самосохранения, сколько опасению за человеческую при­
роду вообще» 1•
Все, что происходило при Николае, носило репрессивный, по­
давляющий, удушающий характер: казнь декабристов, расправа
с петрашевцами, обуздание просвещения и, нююнец, Крымская
война -трагический апофеоз этого царствования.
«Он у нас оригинален, ибо мыслит:.,-сказал Пушкин о Бз­
ратынском, закрепив n этой точной формуле и основную черту
поэта, и особенность эпохи, когда эта черта стала отличитель­
ным признаком «оригинальности». Пушкину принадлежит и дру­
гое, более развернутое, определение того времени. 19 октябрл
1836 г. он написал П. Я. Чаадаеву: «действительно, нужно со·
знаться, что r:аша общественная жизнь -грустная вещь. Что это
отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому
долгу, справедJшвости и истине, это циничное презрение к чело­
веческой мысли и достоинству -поистине могут привести
в отчаяние» 2_
Отправив на виселицу пятерых декабристов, Нико.11ай ввел
в России смертную казнь, отмененную в 1754 г. императрицей
Елизаветой Петровной. Прош.101 еще шесть лет, прежде чем эта
кара была официа.11ьно закреплена в своде законов Российской
империи.
В августе 1826 г. Николай еха.11 короноваться в Москву «под
триумфа.�ьными воротами пяти виселиц» (Герцен). После коро­
нации, вспоминал А. И. Кошелев, император « ...б ыл чрезвычай­
но мрачен; вид его производил на всех оттатшвающее впечатле­
ние; будущее являлось более чем грустным и тревожным» 3• Гер­
цен, видевший Николая в день коронации, писал: «Он был кра­
сив, но красота его обдава.11а холодом; нет лица, которое бы
так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб,
бистро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая на счет чере­
па, выражали непрек.11онную волю и слабую мысль, больше же­
стоJ(ости, нежели чувственности. Но главное -глаза, без вся�юй
теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза» 4.
Таков был человек, под властью которого России предстояло
прожить тридцать лет. Мрачные предчувствия не только оправда­
лись, но и превзошли ожидания. Царствование Николая, зата­
ившего мутный, физиологический страх перед всяким nрояв.1ени­
ем свободной мысли, прошло под знаком духовного гнета,
который нарастал с каждым годом. Николай затягивал «поне­
многу петлю России -с немецкой выдержкой и аккурат­
ностью» 5•
После разгрома декабристов русское общество, казалось,
впало в состояние оцепенения. С исторической арены на три де­
сятилетия ушли «апостолы свободы», те, кто был цветом Рос•
1 С ал ты к о в-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч. и писем�
В 20 т. Л" 1934. Т. 9. С. 401, 402.
2 Пушкин А. С. Полн. собр. соч: В 10 т. М.; Л" 1949. Т. 10.
С. 867-868.
з К о ш �лев А. И. Записки. Берлин, 1884. С. 18.
4 Герцен А. И. Указ. соч. Т. 8. С. 92.
6 Герцен А. И. Т. 6. С. 417.
6
сии, ее совестью, нравственной и духовной опорой общества,
ферментом настоящего и залогом будущего страны.
В 1834 r. профессор А. В. Никитенко записал 11 дневнике:
«Сначала мы судорожно рвались на свет. Но когда увидели, что
с нами не шутят; что от нас требуют безмолвия и бездействия;
что талант и ум осуждены в нас цепенеть и гноиться на дне
души, обратившейся для них в тюрьму, что всякая светлая
мысль ЯВJiяется преступлением против общественного порядка,
когда, одним словом, нам объявили, что люди образованные счи·
таются в нашем обществе париями; что оно приемлет в свои
недра одну бездушную покорность, а солдатская дисциплина при­
знается единственным началом, на основании которого позволе­
но действовать,-тогда все юное поколение вдруг нравственно
оскудело» 1•
Молчание при Николае I стало одним из знаков политиче·
ского протеста. Гласность изгонялась отовсюду -снизу довер­
ху. Критика, даже не властей предержащих, а мелких чиновни­
ков, считалась преступлением, ибо каждый чиновник олицетворял
власть.
На фоне запретов и пресечений происходили вещи совершен­
но в щедринском духе. Как-то «Северная пчела» упомянула
о том, что в Петербурге извозчики дороже и грубее, чем в Пав­
ловске. Власти усмотрели в этом намек на деятельность петер­
бургского губернатора, а Николай I, прослышав об этом случае,
велел указать цензуре, чтобы в печати не допускались никакие,
даже косвенные порицания действий или распоряжений прави­
тельства и «установленных властей, к какой бы степени сии по­
следние ни принадлежали» 2•
Немудрено, что при таком паническом страхе перед всем,
что может пошатнуть «устои», совершенно особенную, исключи­
тельную роль в полицейском режиме Николая I играла цензура.
Третье Отделение своей всесильной рукой схватило за горло Ц('Н·
зурное ведомство, главной целью которого сделалось «предупре­
ждение и пресечение» вольномыслия. Крамола искоренялась «ог­
нем и мечом», началась планомерная, как в средние века, охота
на ведьм.
Старый адмирал А. С. Шишков, -этот ходячий анахронизм,
по возрасту принадлежавший екатерининским временам, был
убежденным реакционером. При этом чуаство чести, усвоенное
им с младых ногтей, было развито в нем так сильно, что он
нме.11 смелость выступить против казни декабристов, состоя чле­
ном Следственной комиссии. В последние годы царствования
Александра 1 он был назначен на пост министра просвещения
и, все еще занимая его в 1826 г., предложил новому императору
цензурный устав, столь нелепый и чудовищно жестокий, что со­
временники прозвали его «Чуrунным». Задачей этого устава, по­
спешно утвержденного Николаем еще до коронации, в июне
1826 г., было направлять общественное мнение в соответствии
«С настоящими политическими обстоятельствами и видами пра­
вительства:.. Характер устава был пресекающим и карательным.
Цензорам вменялось в обязанность проникать в цель и дух не
1 Ни китен к о А. В. Дневник: В 3 т. [М.], 1955. Т. 1. С. 143.
2 История русской литературы: В 5 т. М., 1911. Т. 1. С. 22·3.
7
'J'Олько литературных и исторических, но даже географических
и других научных сочинений, зорко следя за тем, чтобы не про­
пустить ничего неблагоприятного монархическому правленшо.
Все, что имело хоть тень «двоякого смысла», а тем более то,
что могло ослабить чувство преданности и «добровольного по­
виновения» высшей власти и законам, должно было безжалост­
но и неукоснительно изгоняться из печати. При этом было сде­
лано еще одно нововведение, свидетельствующее о неусыпной
бдительности составителя закона: все места, зачеркнутые цензу­
рой, запрещено было заменять точками, чтобы никто из читателей
не впал в соблазн размышлять и строить догадки о возможно1>1
содержании купюры.
По остроумному замечанию П. И. Полетики, дипломата и го­
сударственного деятеля, «в России от дурных мер, принимаемых
правительством, есть спасение: дурное исполнение». К счастью,
эта формула срабатывала повсеместно, реализуясь часто опять­
таки в щедринском духе. В 1828 г" например, появился цирку­
ляр, запрещающий излагать содержание иностранных книг, не
дозволенных к обращению в России. Некоторые иностранные
книги все же печ.атались, правда, с большими купюрами, сделан­
ными цензурой. По какой-то необъяснимой причине места, изъя­
тые цензурой, сообщались губернаторам. И вот один из них -
то ли от недомыслия, то ли по рассеянности -начал регулярно
публиковать эти запрещенные выдержки в «Губернских ведомо­
стях», так что подписчики могли свободно знакомиться с ними,
не читая самой книги.
«Запрещенный товар -как запрещенный плод: цена его уд­
ваивается от запрещения» 1• В полузадушенной России ходили по
рукам привезенные с Запада книги, распространялись в списках
стихи и антиправительственные статьи, из-под удавки вырыва­
лись слова протеста и обличения. Один из самых ярких тому
примеров -«Философическое письмо» П. Я. Чаадаева, опубли­
кованное в 1836 г. журналом «Телескоп». Да, Чаадаев был вы­
сочайше объявлен сумасшедшим, да, «Телескоп» был закрыт, но
не обозначены ли этим письмом и актом его публикации грани­
цы николаевского самовластия? Те границы, за пределами кото­
рых человеческой мыслью уже не властны распорядиться ни ви­
селицы, ни сибирские рудники. М. С. Лунин писал: «В России
два проводника: язык до Киева, а перо до Шлиссельбурга» 2•
Но, уже осужденный, лишенный всех прав, кроме права су·
ществовать, он все-таки продолжал писать, хорошо сознавая,
что на этот раз перо заведет его намного дальше Шлиссель­
бурга.
В атмосфере запрета, распространившегося почти на все
сферы духовнои жизни, прошли юность и зрелые годы летопис­
цев николаевской эпохи. Вопреки всем запретам эта эпоха дала
миру величайших поэтов и писателей, замечательных мемуари­
стов, сберегла такие бесценные человеческие документы, как
дневники и эпистолярные свидетельства. Свободная мысль, за­
гнанная в подполье, упорно искала и в конце концов находила
выход из него. Но поиски истины больше, чем когда-либо, тре·
1 Да выд о в Д. Сочинения. М" 1962. С. 34.
2 Л у 11 ин М. С. Письма из Сибири. М" 1988. С. 163.
8
бовали жертв, и Герцен впоследствии составил МЗ'J)Тиролог. . тех,
1;то был погублен Николаем.
Протест против николаевского режима проявлялся в самых
разнообразных формах. То, что он был тайным, не дела.�о его
ни менее сильным, ни менее опасным. Актом протеста была ве­
ликая русская литература, разговоры в кружках н салонах, даже
изучение Гегеля н славянофильство, лишь позднее принявшее
охранительный характер. Все это были разные формы, уровни
и проявления мысли, стремящейся разорвать оковы. Сама мысль,
едва созрев, становилась инакомыслием. Так было с участника­
ми' кружка Н. В. Станкевича, кружка, не ставившего перед со­
бою никаких политических целей, стремившегося к чистому по­
знанию философии, а значит, истины. Однако в николаевскую
эпоху чистое познацие не могло долго оставаться самоцелью.
Потому-то нз кружка Станкевича вышли Белинский, Бакунин,
К. Аксаков, н каждый нз них, едва оперившись, искал способа
применения своих сил, реализации в действительной жизни сво­
их идей, еще связанных с «чистой> философией, но уже далеко
от нее ушедших.
Общественная мысль России, зажатая тисками деспотической
власти, вопреки ей мужала и крепла. Французская революция
1848 г. окрылила ее; дыхание свободы, пришедшее с Запада, все­
лило надежды на близкие перемены. Петрашевцы были первой
жертвой этих преждевременных для России мечтаний о социаль­
ном переустройстве общества. Эти мечтания не претворились
в дело, но мысли, как известно, бывают долговечнее дел. Брешь,
пробитая петрашевцами в полицейском режиме, так и не затяну­
лась, а лишь расширила ту, которая осталась после декабристов.
Правда, реакция еще более усилилась. Недаром годы, последо­
вавшие за этими событиями, называют 11 России «мрачным се­
мнлетиеtо. Как говорил министр иностранных дел К. В. Нессель­
роде, революция в Европе заставила Россию поддерживать
власть везде, где она существует, подкреплять ее там, где она
слабеет, и защищать там, где на нее нападают. Но, несмотря на
все ужесточения режима, влияние европейских событий на рус­
ские умы было необратимо.
«Горячее дыхание больной, выбившейся нз сил Европы, веет
на Русь переворотом. Царь отгородил вг.с забором, но в казен­
ном заборе есть щели н сквозной ветер сильнее вольного»,­
писал Герцен 1.
* * *
В первой половине 50-х годов И. И. Панаев беседовал
с С. С. Уваровым о строгостях цензуры. Уваров, недавно оста­
вивший пост министра просвещения, был известен своими край­
не реакционными взглядами. Он слушал Панаева молча, но
в конце его рассказа заметил: «Наше время особенно тем страш­
но, что нз страха к нему, вероятно, никто не ведет записок
о нем> 2•
1 Г е р ц е н А. И. Т. 12. С. 85.
2 Анненков П. В. Литературные воспоминания. 1960. С. 535.
9